Норки! - Питер Чиппендейл

— Ну как, теперь ты видишь, в чем проблема? — воззвал Большая Задница, с надеждой глядя вверх.

Филин чувствовал, что у него голова кругом идет.

— Проблема? — ухнул он. — Ничего, кроме проблем, я не вижу.

— Это-то и есть главная трудность, — вздохнул Лопух. — Мне хотелось бы, чтобы ты в этой связи встретился с Дедушкой Длинноухом, который на самом деле является моим прадедушкой. Он хочет сделать тебе одно предложение. Как насчет завтра?

Филин понял, что сбываются его самые мрачные предположения, но он сам не оставил себе иного выхода. Он увяз в проблемах Сопричастных Попечителей по самую шею.

— Уж лучше бы он предложил что-то такое, чтобы справиться с этим безобразием, — отозвался он, мрачно глядя вниз.

— Обязательно! — пообещал Лопух. — Значит, завтра перед заходом солнца у входа в Большую нору.

— О могучий Филин, — пискнула Маргаритка, — пожалуйста, не переживай из-за того, что ты видел сегодня. Мы обещаем, что Дедушка Длинноух сумеет все толково объяснить и внести ясность в самые существенные вопросы.

— Да, уж пусть постарается,— хмыкнул Филин, с угрозой глядя на двух кроликов. Пока ни о какой ясности не могло быть и речи — туман сгустился до предела.

— Мой милый сын, — сказала Шеба так нежно, как могла. — Я должна сообщить тебе одну очень грустную вещь: в конце концов меня заберут из вольера. У нас с тобой осталось очень мало времени, сынок.

— Какую чепуху ты иногда говоришь, мама! — воскликнул Мега, пораженный ужасом. — Даже если люди-освободители не успеют, все равно я спасу тебя, вот увидишь!

— Ты чудесный сын, Мега, — улыбнулась Шеба. — Но есть такие вещи, которые мы все должны просто принять. Ты не должен тосковать или волноваться обо мне, мой избранный. Я выполнила свою задачу и могу умереть спокойно.

— Не говори так, мама! Ведь не собираешься же ты спокойно стоять и ждать, пока они сделают это с тобой? Я помогу тебе сражаться. Вместе мы сумеем одолеть их, обещаю. Можно даже сделать еще лучше: я расскажу обо всем остальным, мы устроим революцию и спасем тебя!

— Нет,— твердо сказала Шеба.

Глядя на него, она испытывала прилив гордости. Меге было всего девять месяцев, но за это время он успел превратиться в великолепную молодую норку — сильную и гибкую, в самом расцвете юности. Мех его отрос и стал гуще, а голубоватый оттенок волосков стал еще более светлым, в то время как светло-коричневая шерстка остальных приобрела темный шоколадно-корич-невый цвет, так что Мега по-прежнему выделялся в толпе. Словом, физически он вполне созрел, но Шебу беспокоила его самоуверенная наивность вкупе с мужской гордостью молодого самца.

— Ты не должен никому ничего говорить! Ни при каких обстоятельствах,— строго сказала она.— В том числе и Мате. Надеюсь, она ни о чем таком не догадывается? — С этими словами она пристально взглянула на сына и получила в ответ прямой, дерзкий взгляд. — Я не спрашиваю тебя о том, что происходит между вами, но я хочу, чтобы ты не посвящал Мату в эту тайну. Знания Соломона предназначались для нас и только для нас — ни для кого больше. А теперь давай подумаем, с чего лучше всего начать…

Мега ничего не ответил. Он действительно подумывал поделиться с Матой открывшимся ему знанием и был рад, что не поддался соблазну. Кроме того, Мега все еще ощущал некоторую неловкость оттого, что обманул мать и не сказал ей, кто первый заметил противоречия между словами Горчицы и официальной доктриной Старейшин. В довершение всего, ему иногда казалось, что он на самом деле еще не так хорошо готов исполнить предначертания судьбы, как ему хотелось показать; первоначальный энтузиазм и прилив сил, который он ощутил в минуты, когда Шеба посвятила его в хранимую ею тайну, нисколько не уменьшились, однако практическая сторона вопроса оказалась гораздо сложнее, чем Мега посчитал сгоряча. Говоря откровенно, он не представлял себе, с чего следует начать и что делать потом. Он по-прежнему любил Шебу, но теперь кроме материнской ласки ему нужна была ее указующая лапа.

— Прости, если я чем-то расстроил тебя, мама, — проговорил он и потупился. — Но все равно… все равно я спасу тебя! Без тебя даже свобода не будет мне в радость.

Шеба ласково улыбнулась ему. Ее Мега вырос и стал большим и сильным, но он все еще оставался нежным и любящим мальчиком.

Однако, когда наступил решительный момент, Мега оказался бессилен. Хранитель явился в сарай днем, в неурочное время, когда большинство норок дремало в своих клетках, и не один, а с группой людей. У порога вошедшие сразу разделились и целенаправленно двинулись к клеткам. Один из них подошел к Шебе, которая была до странности спокойна.

— Пора, — только и сказала она, когда вокруг сердито завизжали и застрекотали встревоженные норки.

Мега словно зачарованный наблюдал за тем, как грубые руки достают из клеток отчаянно сопротивляющихся норок, когда все неожиданно заслонила фигура еще одного человека, который отпирал их с матерью клетку.

Как только сетчатая дверца распахнулась, Мега изловчился и вонзил зубы в протянутую человеческую руку, однако вместо горячей крови он почувствовал во рту какой-то грубый материал. И он не мог его прокусить, как ни старался! Чувствуя, как глаза застилают слезы разочарования и ярости, Мега повис на брезентовой рукавице всей своей тяжестью, но невидимая рука схватила его за шкирку и с такой, силой швырнула в глубь клетки, что он ударился головой о деревянную стенку и на мгновение потерял сознание. В следующую секунду Мега снова был на ногах, но дверца клетки уже закрывалась.

Обезумев от горя, он бросился к сетке и увидел, как Шебу засовывают в большой мешок.

— Готовься, Мега! Готовься, мой сын!..— услышал он ее приглушенный материей голос.

Потом шевелящийся мешок унесли.

С точки зрения чувств и опыта Мега чувствовал себя гораздо взрослее всех своих сверстников. Он все еще ощущал крепкую духовную связь с матерью, но оплакивал ее скорее как взрослый, а не как подросток. Благодаря стоицизму и хладнокровию Шебы Мега не ощущал горечи поражения оттого, что не смог спасти мать. Люди забрали не только Шебу, но и Массэма, Габблу, Атару, Мародера и всех остальных, принадлежащих к старшему поколению, и Мега задним числом понимал, что ни он, и никакая другая норка не смогли бы ничего с этим поделать.

«Старики обязательно должны уходить, — вспоминал он слова Шебы. — Как же иначе они освободят путь молодым?»

«Ты не должен делиться своим знанием ни с кем, — наказывала она. — Свое первое заявление ты должен сделать открыто, дерзко, перед всеми норками сразу. Самое подходящее время для этого — церемония приведения к присяге нового Совета Старейшин. Ты должен посеять семена мятежа и сомнения до того, как Старейшины возьмут всю власть в свои руки, и ждать, пока твои истинные последователи проявят себя».

По словам Шебы, церемония приведения к присяге новых Старейшин должна была быть хорошо знакома среднему поколению норок, которое, с исчезновением Массэма и компании, автоматически становилось старшим.