Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина

Тогда же император Жоа-дин написал завещание, в котором объявлял наследником престола ребенка, рожденного государыней Нэнхун. Завещание освидетельствовали жрецы из храма Небесных Чиновников, поместили в особую шкатулку и опечатали ее восемью золотыми печатями, которые снять можно было только в случае смерти императора. Шкатулка была помещена на алтаре одной из Пяти молитвенных башен императорского дворца...

И снова неумолимо стучали колеса повозки Времени, увозя в прошлое людские радости и печали, привозя из будущего новые печали и радости. В положенный срок императрица Нэнхун разрешилась от бремени. При родах, помимо целой толпы повивальных бабок, императрице прислуживала Юй, ибо ей Нэнхун доверяла как самой себе. Юй приняла ребенка, осмотрела его и сказала:

— Возрадуйтесь, моя государыня! Вы родили девочку.

— Покажи мне ее, Юй, — попросила Нэнхун осипшим от долгих мучительных криков голосом.

— Да, владычица. — Юй показала императрице крошечное писклявое существо. — Ваша дочка прекрасна как лотос! Ну, или как бутон лотоса.

Нэнхун слабо улыбнулась:

— Слава Небесам! Надеюсь, император будет рад... Императрица не ошиблась — радости ее супруга не было предела. Когда ему поднесли запеленутую в драгоценные ткани дочку, он взял ее на руки, поднялся к престолу, возвышающемуся в главной зале Непревзойденного дворца, и положил младенца на престол.

— Вот ваша будущая императрица, моя славная наследница! — возгласил император Жоа-дин толпившимся перед ним придворным. — Только не вздумайте сейчас оглашать воздух приветственными кличами. Еще напугаете мне малышку. Пошли вон.

Император снова взял дочку на руки, сел на престол и принялся напевать колыбельную. Если в зал заглядывали сановники, император, не прерывая пения, так грозно сдвигал свои знаменитые брови, что сановники беззвучно исчезали за дверью.

Через десять дней после рождения девочки император и императрица пришли с нею к Пяти молитвенным башням. Жрецы вознесли молитвы о благополучии и здоровье принцессы, а затем ей дано было имя Фэйянь, означающее «дарованная Небесами».

... И лишь прочитав следующую главу, вы узнаете, что случилось дальше.

Уснули сады,

Задремала на ветках листва

Лишь звезды не дремлют,

За нами с небес наблюдая

И нет суеты,

Не нужны никакие слова.

На спящую землю

Небесные феи слетают.

Они утешают

Скорбящих в печали немой.

Они как роса,

Что на лотосе ярко сияет...

И спящие знают —

Вернутся родные домой.

И вновь небеса

Милосердием их озаряют.

Императрица Нэнхун допела колыбельную и, отогнув уголок легкого летнего одеяла, глянула на дочку.

— Благих тебе снов, сокровище мое, — прошептала императрица.

Но четырехлетняя принцесса Фэйянь немедленно открыла глаза. Были они у нее сияющие и совершенно не сонные.

— Мне не хочется спать, матушка, — хихикнув, сообщила принцесса и села в постели. — Расскажи мне сказку. Или позови Юй, она любит читать мне на ночь сказания о славных героях древности...

— Фэйянь, уже поздно, — сказала строгим голосом императрица. — Перестань баловаться и спи. Иначе завтра мы с отцом не возьмем тебя на Праздник Солнечного Тигра.

— Ну пожалуйста...

— Фэйянь...

— Матушка, ну хотя бы расскажи мне историю о том, как ты подарила отцу вышитое панно и игрушечный садик и как злая наложница Шэси обманула всех.

— Фэйянь, откуда ты знаешь об этой истории? — изумилась императрица.

— Простите, владычица, это мой глупый язык все разболтал, — услышала Нэнхун знакомый голос. Потайная дверь в покои принцессы была открыта, и на пороге стояла Юй в ночном халате из дорогого шелка и с серебряной сеткой на распущенных по плечам волосах.

— Юй! — обрадовалась вошедшей принцесса. — Иди ко мне, посиди тут. Я не хочу спать. Ну вот совсем.

— Но раз матушка велит... — возразила Юй.

Служанка, когда-то носящая прозвище Расторопные Туфельки, а теперь получившая титул главной наперсницы, приблизилась к императрице, опустилась на колени и поцеловала той руку.

— Простите свою болтливую Юй, государыня, — сказала она.

— Встань, Юй. устраивайся рядом, — улыбнулась императрица Нэнхун. — Расскажи какую-нибудь историю этой непослушной девочке. А мне нужно навестить императора.

— Конечно, государыня, — поклонилась Юй.

— И постарайся, чтобы Фэйянь уснула. Иначе завтра на празднике она будет клевать носом.

Юй снова поклонилась. Императрица Нэнхун поцеловала дочь и вышла из спальни. Она направилась прямиком в рабочий кабинет императора, ибо знала, что тот в последние дни тоже почти не спит, а в глазах его мелькает озабоченность и тревога.

Нэнхун бесшумно вошла в кабинет. Жоа-дин сидел за столом, перед ним в беспорядке были разбросаны свитки донесений, карты провинций Яшмовой Империи, письма... Несколько свечей освещали помещение, от этого света лицо императора выглядело постаревшим и усталым.

— Что случилось, мой государь? — подошла к столу Нэнхун.

— А, это ты, милая. — Император оторвался от бумаг и устало потер лоб. — Отчего не спишь?

— Оттого, что не спите вы, мой государь. Я тревожусь за вас.

Император привлек к себе Нэнхун, усадил на колени.

— А я тревожусь за всех, сердце мое, — сказал он.

Нэнхун чуть отстранилась:

— Дурные вести, государь?

— Противоречивые, — ответил Жоа-дин. — Военачальники Восточных пределов все, как один, шлют мне донесения, что на границе неспокойно. Меж тем тамошние сановники заверяют в письмах, что Восточные пределы — область невозмутимого мира. Не знаешь, кому верить…

— Верьте правдивым, государь.

— Так ведь никто не признается в том, что он лжец... А вот еще письмо. Доставлено с сегодняшней секретной почтой. Оно от моего побратима — государя земель Жумань.

— Что же пишет вам владыка Хошиди?

Император помрачнел:

— Побратим мой обеспокоен многочисленными слухами о том, что в предгорьях Лумань снова собралась шайка огнеглазых убийц. Когда-то мы с. побратимом Хошиди разбили наголову эту шайку. И вот раздавленная змея снова поднимает голову. Побратим мой — человек рассудительный, и уж если его охватывает беспокойство, то виной тому истинные неприятности.

— На каком основании владыка Хошиди решил, что в предгорьях Лумань появились именно огнеглазые убийцы? — спросила императрица Нэнхун, рассматривая карту Восточного надела. Предгорья Лумань выделялись на карте неровной коричневой чертой, напоминавший потек засохшей крови.