Шаг вперед. История девушки, которая, потеряв ноги, научилась танцевать - Мишель Бёрфорд

К счастью, «Кэньон Рэнч» согласился принять меня на работу в любой момент, когда я смогу, и в июле я поняла, что готова. Доктор Канейл был прав: чтобы прийти в нормальную физическую форму, понадобился ровно год. Мне не терпелось вернуться в команду. Я ужасно скучала по своей работе.

Я снова села за руль. Кевин уверял, что после установки новых протезов мне понадобятся рычаги ручного управления, которыми пользуются люди с ограниченными физическими возможностями, когда не могут нажимать газ и тормоз ногами.

– Я не хочу ручное управление, – сказала я Кевину. – Я хочу пользоваться ногами. Неужели водить в протезах так сложно?

Однажды вечером мы с отцом поехали тренироваться. Я села в машину, повернула ключ зажигания и медленно выжала педаль газа. Хоть я и не чувствовала пальцами педали, но зато ощущала давление верхней частью ноги. Несколько минут я просто трогалась и тормозила, чтобы понять, как быстро реагируют педали тормоза и газа.

Первые пару недель на дороге я была чуть осторожнее обычного, но быстро освоилась. Каждый день я самостоятельно ездила на работу и обратно.

С этого момента я решила установить свои собственные правила. Разумеется, Кевин хотел мне помочь, но если бы я всегда его слушала, то так никогда и не узнала бы, что могу нормально водить.

А вот на работе кое-что изменилось. Когда я вела клиентов из вестибюля по длинным, тихим коридорам, мои ноги то и дело начинали громко скрипеть. Представьте себе, я изо всех сил пытаюсь создать расслабляющую обстановку, как вдруг «скрип!» – решил заявить о себе один из винтиков на моей ноге.

Меня это ужасно бесило. Но что я могла поделать? Ничего не попишешь, когда у тебя механическое тело, приходится привыкать. Работа стала для меня большой нагрузкой, поэтому между сеансами я делала перерывы.

Когда у тебя протезы, ты не можешь выскочить из дома, схватив кошелек, какую-нибудь помаду и телефон. В моей сумке вечно была целая куча инструментов – кто знает, какой болтик или винтик открутится. А это могло произойти где угодно: в аэропорту, в ресторане, на улице. К счастью, во время работы я с этим не столкнулась, но я всегда была готова и никогда не выходила из дома без гаечного ключа.

На работе я стала постепенно увеличивать нагрузку. Проводила от трех сеансов до шести-семи подряд без перерыва, плюс проходила пару километров от гаража до салона и обратно. И хотя я по-прежнему любила свою работу, мало-помалу ко мне вернулось ощущение рутины, я снова начала слышать тот шепоток: «Ты способна на большее». Я изменилась. Я побывала за гранью самой жизни и теперь стремилась к чему-то иному. Не это ли имел в виду старик, говоря, что после возвращения жизнь переменится?

Каждый день, работая с клиентами в тишине кабинета, я думала: «Я выжила не для этого». Слушая истории других людей, я чувствовала, что мне нужно выйти в свет и рассказать о себе. И я снова слышала в голове внутренний голос: «Тебе предначертано сделать гораздо большее». Да, я слышала его, но понятия не имела, чего мне не хватало.

Однажды в начале осени мне позвонил мой приятель Джаред.

– Сейчас же включи «Blue Torch TV», – потребовал он.

Мы оба время от времени смотрели этот спортивный канал.

– Там такого клевого чувака показывают, обязательно посмотри!

«Клевым чуваком» на экране оказался Тэйн Малер, сноубордист. Он только что спустился с горы и приподнял край штанины, демонстрируя протез вместо ноги.

– О боже мой! – закричала я, подскочила к компьютеру, мигом нашла телефон «Blue Torch TV» и набрала номер.

Ответил мужчина по имени Арт.

– Меня зовут Эми, – сказала я, едва дыша. – По вашему каналу только что показали Тэйна Малера. Я хочу узнать, каким протезом он пользуется.

– Мы с Тэйном – лучшие друзья, – ответил Арт. – Запиши его номер телефона.

Через несколько минут я дозвонилась до Тэйна.

– Конструкция сделана компанией из Огайо, – сказал Тэйн. – У нее есть амортизатор и пружина.

Он дал мне номер компании. Я была вне себя от радости.

Потом Тэйн рассказал мне, как потерял ногу. Катаясь на сноуборде в Маунт-Худе, в Орегоне, он сорвался с обрыва, нога зацепилась за огромный валун и застряла. Тэйна нашли лишь несколько дней спустя, со сломанной ногой и крайней степенью обморожения. Ногу пришлось ампутировать ниже колена.

– Едва получив свой протез, я снова вернулся к сноуборду, – сказал он.

– Мне ужасно хочется с вами познакомиться, – воскликнула я.

От него я узнала много тонкостей о снаряжении и технике катания. Он дал мне номер Лукаса, сноубордиста, который также катался с одной протезированной ногой и устраивал сборы адаптивных сноубордистов.

После разговора с Тэйном я написала письмо фирме – производителю протезов:

«Меня зовут Эми Пурди, у меня две протезированные ноги. Я пройду через все, что угодно, лишь бы снова встать на сноуборд».

Через неделю мне позвонил директор по маркетингу.

– Мы очень хотим с вами работать, – сказала она мне.

Казалось, мои молитвы наконец услышаны. Мне так и не удалось найти ни одного сноубордиста на двух протезах. Что ж, раз такого спортсмена не существовало, я должна была им стать. Теперь я обдумывала, как бы подстроить новые «ноги» для сноуборда к моим голеням.

Но начались другие проблемы. По словам врачей, на восстановление почек должно было уйти больше года. Мы все надеялись, что они придут в норму, ведь мне было всего девятнадцать. Но к осени стало ясно, что улучшения не происходит, почки не восстанавливались. Они были неспособны самостоятельно выводить токсины из крови. Нужна была пересадка.

Мы с мамой отправились в клинику трансплантологии. Медсестра подробно рассказала нам о процессе.

– После пересадки ты всю жизнь будешь жить на лекарствах, – сказала она. – От них может увеличиться вес, у кого-то формируется «лунообразное лицо».

Она рассказала и о других побочных эффектах: потере мышечной массы, повышенном росте волос на лице или всем теле. Объяснила, что, как правило, в первые шесть месяцев после операции пациенты не могут работать, им нужно тщательно оберегать организм от микробов, а во время поездок и путешествий рекомендуется носить антибактериальную маску.

Она все говорила и говорила, а я думала: «Я даже обезболивающее не всегда принимаю, а тут мне придется вечно сидеть на этих жутких лекарствах? Это было похоже на кошмар. Даже необходимость повсюду таскать за собой диализатор не пугала меня так, как мысль об этой операции.

Когда мы вышли из клиники, я резко повернулась к маме и закричала:

– Ну уж нет, никакой пересадки! Не стоит оно того!

Я молила Бога, Будду, Мироздание – все высшие силы, которые могли меня услышать, – помочь мне восстановить работу почек. Но шли месяцы, а анализы крови не показывали улучшений.