Танго блуждающих (сборник) - Жанна Ложникова

– Ну что же… – Ник отошел к окну. – Значит, «бред», – посмотрел на лощеного парня: – Докажите нам свою точку зрения, и, возможно, я поставлю вам зачет автоматом.

– Но это абсурд, извините, конечно, Николай Петрович, – кашлянул лощеный парень в очках. – Солнце есть, и это не требует доказательств. Вот оно, поглядите в окно, светит нам, мы чувствуем его тепло, ученые занимаются его исследованием.

– Да, мы же его видим, значит, оно есть! – с жаром подтвердила Кристина.

– А почему вы решили, что то, что вы видите, есть солнце?

– Ну, потому что оно так называется…

– Вот именно – называется.

– То есть… – Парень поправил очки.

– Да! – воскликнула Енка. – Солнцем могли назвать что угодно, любую звезду, но это не значит, что именно она является солнцем! Солнце – это только слово, обозначающее предмет.

– Верно. – Ник одобряюще посмотрел на Енку. – Так же для туземцев не существовало кораблей, на которых приплыл Колумб, они решили, что он спустился с небес.

– Но все-таки…

Дверь аудитории отворилась, на пороге стояла та самая женщина в лиловом (Леня ее узнал), только в этот раз на ней было черное платье.

– Нико… Николай Петрович. – Она выглядела растерянно, растерянность ее граничила с отчаянием, казалось, она вот-вот расплачется. – Николай Петрович, можно вас.

Ник обеспокоенно посмотрел на нее, приобнял за плечо и, не глядя на студентов, бросил:

– Я через минуту.

Дверь захлопнулась.

– Ну вот! На самом интересном месте, – вздохнул, протирая очки белоснежным платочком, лощеный парень.

– Это же любовница его, – зашептал ему в спину картавый, – забегеменела, навегно! – усмехнулся полным ртом.

– Заткнись, – рыкнул на него Леня.

– Ой, да ладно тебе, – махнула ручкой Кристина, – все об этом знают.

Енка сосредоточенно смотрела на дверь, за которой скрылись Ник и женщина, пытаясь услышать хоть что-нибудь.

– Коля, Коль! Он умирает, – шептала женщина в черном, и ее била дрожь. – Я одна, я совсем одна! Коль…

Ник крепко прижал ее к груди:

– Ну что ты, ты не одна – я рядом… я тут…

Она отстранилась и, глядя в лицо, крепко сжав его плечи, зашептала быстро:

– Коленька, поедем со мной, поедем к нему. Мне одной страшно… надо ехать, а я боюсь. Поедем со мной, Коленька. Я боюсь… боюсь… это так страшно, когда кто-то умирает, Коленька. Поедем…

– Поедем, сестренка, сейчас поедем. – Он снова прижал ее к груди, поцеловал в макушку. – Сейчас немного успокоимся и поедем.

Он отвел ее в буфет, там, усадив за столик, напоил горячим чаем, договорился с кем-то, чтобы присмотрели за студентами, и вызвал такси.

Уже в машине, немного успокоившись, женщина рассказала, что муж ее чем-то отравился, мучился день и ночь, она, как могла, помогала ему и, в конце концов, почувствовав себя бессильной, вызвала «скорую». Она говорила еще что-то о токсинах, о больнице, Ник уже не слушал, он держал сестру за руку и сочувственно кивал, но мысли его были далеко.

В палату вошли вместе. Сестра бросилась к мужу. Ник остановился у порога, но даже оттуда ему был виден этот бесформенный большой рот, эти длинные мясистые пальцы… Ник отвернулся. Да, это было давно, но это было. И пусть он был наивным мальчишкой, но эти пальцы, этот рот он не мог забыть. И пусть сестра не верит, и пусть ТОТ делает вид, что ничего не было. Ник знает, что было, и что это был он: сначала жених, а потом муж сестры. Он пришел уже после, лет через десять, но Ник узнал его, узнал, как только тот протянул ему ладонь, как только тот улыбнулся бесформенным ртом, тем самым, которым когда-то шептал гадости, которым когда-то…

Ник пытался достучаться до сестры, но она не поверила, она любила. И тогда, оставив все попытки что-то исправить, он ушел, чтобы не видеть, чтобы забыть. А теперь… кто знал, кто думал, что так выйдет. Ник бросил взгляд на койку, где лежал истощенный болезнью муж сестры, тот внимательно смотрел на него, из глубоких глазных впадин поблескивали зрачки.

– Да, и Коленька приехал. – Жена держала его за руку. – Скоро ты поправишься, и мы вместе поедем домой.

Тот что-то промычал, кашлянул и, глядя Нику в глаза, улыбнулся большим бесформенным ртом. Тошнота подступила к горлу, Ник отвел взгляд.

– Коль, ну подойди, ты, – взмолилась сестра, – видишь, как он рад тебя видеть.

Ник подошел, муж сестры протянул руку, схватил его за отворот пиджака и притянул к себе. Ник побледнел, часто задышал, пытаясь освободиться, но тот держал крепко, будто и не был одной ногой в могиле. Засмеялся беззвучно и прошептал застывшему парню:

– Уз-нал, у-знал… и я тебя по-о-омню. – И он облизнул бесформенные губы.

Ник рванулся и снова оказался у двери.

– Я… – Он старался совладать с голосом и дыханием. – Я тебя там подожду, сестренка, – и вышел не оглядываясь.

Гадкий бесформенный рот маячил у него перед глазами. Пытаясь унять дрожь, Ник опустился на корточки у стены, сжался крепко в калачик и зажмурился. Воспоминания то и дело всплывали, заставляя вздрагивать всем телом, вызывая боль, там, где, казалось, уже ничего не болит. Дышать становилось все труднее, перед глазами поплыли круги, мир покатился и провалился в бездну…

– Коля! Коленька!

Очнулся на кушетке, над ним склонилась сестра и доктор с пузырьком в руках.

– Ну, братик, напугал ты меня! Так близко к сердцу все! А вот доктор говорит, что он поправится! Да?

Доктор как-то неуверенно кивнул и спросил у Ника:

– Ты как, парень?

– Да все нормально.

– Идти сможешь?

– Смогу. – Ник встал, мир все еще качался, но нужно было «держать марку». – Ну что, надежда есть? – спросил он сестру.

– Есть, – ответила та, сияя.

– Что ж, молодой человек… – Мужчина наклонился вперед и облокотился о стол, кожаное кресло скрипнуло. – Такие специалисты нам нужны, вот только…

Мишка напрягся: опять «вот только»! Уже который раз ему отказывали таким образом.

– Видите ли… – Мужчина прищурился. – Меня смущает ваш возраст.

«О, как!» – подумал Мишка.

– Нам бы, знаете, – усмехнулся мужчина, – кого-нибудь помоложе да поактивнее.

– Но мне всего-то двадцать семь! – возмутился Мишка. – И с чего вы взяли, что я…

– Молодой человек! – сверкнул глазами мужчина. – Учитесь достойно принимать отказы! Ваша вспыльчивость – вам в минус!

– Извините, – буркнул Мишка, – но это уже тринадцатый отказ, и, по-моему, по совершенно глупой причине!