Платье для Золушки - Ольга Иконникова

О том, что я буду делать, когда узнаю имя этого человека, я предпочитаю не думать. Как и Стрешнев, правду он мне тоже не скажет — зачем ему вредить самому себе? Да и неразумно будет идти к нему в одиночку, а впутывать в это девочек я точно права не имею.

Но если я узнаю его имя, то смогу сообщить его княгине Ковалевской. Если он, как и она, маг, то, возможно, она сумеет найти к нему подход.

Я засыпаю только под утро, но выспаться мне не дают.

— Шура, вставай! — трясет меня за плечо Тамара. — Одевайся, иди в сторожку. Там тебя спрашивают.

Я открываю глаза. В комнате уже почти светло.

— Кто спрашивает?

— Не знаю, не сказали. Но я в окошко посмотрела. Мне показалось, это лакей Стрешневых.

Сон тут же пропадает. Я судорожно хватаюсь за лежащее на стуле платье, ищу в сумочке гребенку. А потом окончательно прихожу в себя.

— Нет, Тома! Это не может быть он. Откуда он знал бы, где меня найти?

Тамара быстро и ловко заплетает мне косу.

— Стрешнев знает, из какого ты пансиона. Он тут бывал. Наверняка он думает, что ты до сих пор живешь здесь. К тому же, прости, но мы с Алей вчера многое рассказали батюшке. Это как-то само собой получилось.

Я бегу к сторожке, позабыв и сумочку, и шляпку.

Тома оказывается права — тот самый мужчина, которого мы видели вчера дома у Стрешневых, нервно ходит у ворот.

— Барышня, поспешайте! — тараторит он, завидев меня. — Андрей Станиславович хочет вас видеть. Он всю ночь метался по постели. А накануне, как вы ушли, долго с батюшкой разговаривал. А на рассвете прямо потребовал за вами ехать. Я говорю — да как же я в такое время людей будить стану? А он осердился и чашкой в меня запустил.

Его дожидается извозчик, поэтому мы отправляемся без промедления.

— Вы не подумайте, барышня, господин Стрешнев обычно человек спокойный. Сестрицу свою сильно любит. Он вчерась после ваших слов Анну Станиславовну велел к себе позвать. Обнял ее да как зарыдал. У него же никого, кроме нее, нет. А у нее, стало быть, — никого, кроме него. Как родители померли, так они всё вдвоем. Я уж и то думал — ежели с ним что случится, что с ней будет? Он, конечно, опекуна на такой случай назначил, но да разве чужой человек станет заботиться о ребенке так же, как родной брат?

— Скажите, Антип, а тот колдун, о котором говорила девочка, действительно к вашему хозяину приходил?

Он боязливо оглядывается, будто думает, что нас подслушают, а потом, должно быть, решает, что уж в экипаже-то об этом точно можно поговорить.

— Приходил однажды, — признается он и торопливо крестится. — Глазищи — во! Волосы черные. А сам дерганый какой-то — будто припадочный. Я еще тогда подумал, что не надо бы такого человека в дом пускать, но куда же деваться, когда барин приказал?

— Он приходил перед дуэлью? — уточняю я.

— Аккурат в ночь перед ней, — подтверждает Антип. — Я, конечно, не имею привычки подслушивать, барышня, но разговаривали они громко, потому как мужик тот оказался глуховат. Барин уже почти на попятную пошел. Сказал — голубчик, обойдусь без ваших услуг. А тот принялся убеждать, что никаких сомнений в результате дела не имеет, и ежели уж он за что деньги берет, то результат гарантирует.

Экипаж подъезжает к дому Стрешневых, и я взбегаю по лестнице прежде, чем Антип успевает расплатиться с извозчиком. На сей раз привратник не останавливает меня.

— Хорошо, что вы приехали, мадемуазель, — выходит в коридор уже знакомый доктор. — Андрей Станиславович про вас спрашивал.

— Ему стало хуже? — наверно, это ужасно, но я меня беспокоит, прежде всего, его способность выдержать предстоящий разговор. И разговор этот желательно вести при свидетелях.

Доктор входит в спальню Стрешнева вместе со мной. Там, у кровати, уже сидит какой-то мужчина.

— Мадемуазель Муромцева! — Стрешнев пытается приподняться, но получается это у него плохо.

— Лежите, Андрей Станиславович, — мягко увещевает его доктор, — не стоит тратить силы на лишние движения.

— Да-да, вы правы, — покорно соглашается тот. — Благодарю вас за то, что вы пришли, мадемуазель. Боюсь, вчера я был слишком груб с вами. Но после вашего ухода я много думал… Сейчас я готов рассказать правду, если вы пообещаете мне…

Ему трудно говорить, и он часто останавливается, чтобы сделать глубокий вдох.

— Да, говорите! — я готова пообещать ему что угодно — только бы он сделал признание.

— Поклянитесь, что не откажете в помощи Анечке, когда я…, — он не решается произнести эту фразу до конца, но мы понимаем, что он имеет в виду. — Я не хочу, чтобы она попала в приют.

Я обещаю. Тем более, что это вполне согласуется с моими собственными намерениями. Я слишком хорошо знаю, что такое приют.

— Я сделаю всё, что смогу, Андрей Станиславович. Я поговорю с ее светлостью и не сомневаюсь, что она поможет вашей сестре. Но вы и сами не должны впадать в уныние. Возможно, княгиня найдет способ помочь и вам.

— Ах, оставьте! — отмахивается он. — Сейчас не время говорить об этом. Я намерен рассказать всю правду о той дуэли. Я понимаю, что это сделает подсудимым меня самого, но намерен идти до конца. Мне следовало сделать это раньше, но я боялся. Боялся за себя, за Анечку. Я открылся только отцу Георгию, а он вчера убедил меня хоть раз в жизни поступить благородно.

Несмотря на то, что я не видела от этого человека ничего хорошего, мне его жаль.

— Мой поверенный — господин Назаров — запишет мой рассказ, а вы, мадемуазель Муромцева, с доктором выступите в качестве свидетелей того, что я сделал это заявление, пребывая в здравом уме и твердой памяти.

Он просит Антипа принести ему воды и, выпив полстакана, приступает к рассказу:

— Я никогда не был трусом, но признаюсь, что, когда князь Ковалевский вызвал меня на дуэль, я потерял покой. Я слишком хорошо знал, какой он хороший стрелок. Да, я мог отказаться от дуэли, даже под предлогом того, что они запрещены, но это значило бы покрыть себя позором. Никто из друзей после такого не подал бы мне руки. Поэтому я принял вызов, но решил подумать о некоторых мерах предосторожности. Один мой приятель рассказал, что в подобной ситуации обращался к некоему умелому человеку, оказывающему мелкие магические услуги по приемлемой цене. Я посчитал, что это — отличный вариант. Только не подумайте, мадемуазель, что я хотел навредить его светлости. Ничуть! Задумка была в том, чтобы наложить на револьверы такое заклятье, которое помешало бы князю поразить цель. Я всего лишь хотел, чтобы, когда Ковалевский будет в меня стрелять, он промахнулся. Сам же я собирался стрелять поверх его головы.

Надеюсь, он говорит правду. Это хотя бы немного обеляет его.

— Я до сих пор не понимаю, почему всё пошло не так. Наверно, этот маг-шарлатан напутал что-то, когда произносил заклинание. Или у князя слишком сильная магическая защита, которая обернула всё против меня. Но я не снимаю вины с себя. Именно моя слабость послужила этому причиной. Теперь вы знаете всё. Конечно, я должен был бы сказать правду сразу же, как только пришел в себя после дуэли. Но я струсил. Я понимал, что и за участие в дуэли, и за противоправное использование магии мне грозит серьезное наказание. К тому же, я был уверен, что Ковалевский этого наказания избежит — у них было достаточно денег, чтобы откупиться. Когда же приговор был оглашен, я испугался еще больше. Уже не столько за себя, сколько за сестру. Она еще совсем кроха, и я не хотел, чтобы она осталась одна.