Железная вдова - Сиран Джей Чжао

Для чего? Чтобы противостоять Ли Шиминю?

О небо, я превращаюсь в одну из тех девушек, которые ковыляют навстречу смерти под властью заблуждения, что они могут стать Железной Принцессой, единственной из десятка тысяч?

«Но ведь в твоем случае так оно и есть», – напоминает что-то из глубин моего подсознания, и я вздрагиваю.

Духовное давление Ян Гуана превышало шесть тысяч. А я одолела его в хризалиде.

Я пилот класса «Принцесса».

Так странно думать, что это правда. Но какая разница? Армия скорее пошлет меня на смерть, чем рискнет поставить партнершей к кому-то слабее Ли Шиминя.

Неудивительно, что мы постоянно проигрываем в этой войне.

Не могу избавиться о размышлений о том, сколько людей увидело мое представление. Армия подкуплена медиакомпаниями сверху донизу, прямые трансляции выходят почти без ограничений. Может, мой дед поймал трансляцию – он часто просыпается по ночам. Если он видел – получается, я убила Ян Гуана прямо у него на глазах. От этой мысли мои губы неизменно растягиваются в ухмылку.

Но сохраненные видео – совсем другое дело. Совет Мудрецов и его правительство состоят из ученых-бюрократов, и они решают, что останется в Сети. Учитывая, что я никогда не слышала ни об одной Железной Вдове, скорее всего, они постановили удалять все записи на эту тему.

Если только СМИ не сопротивляются.

Я наверняка породила жаркие пересуды. Готова поспорить: люди заплатили бы астрономические суммы, чтобы посмотреть, что произошло на поле боя. Горожане потратили бы дневную зарплату, чтобы разблокировать видео. Сельские жители скинулись бы и смотрели группами на чьем-то планшете.

Теперь только пронырливые медиамагнаты могут спасти мое скромное наследие.

Вперед, алчные корпорации!

Я фыркаю, но потом сердце пронзает укол боли.

Ичжи. Его отец – крупнейший из пронырливых медиамагнатов. Уж кто-кто, а Ичжи точно получил доступ к видеозаписи.

Что он думает? Так же удивлен, как любой другой? Пришел в ужас оттого, что я и в самом деле способна на убийство?

Гордится ли он мной?

Мне бы хотелось рассказать ему, что Ян Гуан так и не заполучил мое тело. Это не важно, но мне, несмотря ни на что, хочется, чтобы Ичжи это знал.

Мне хочется услышать его голос в последний раз.

Подняв руку, я ловлю лучи света, разрезающие камеру косыми росчерками. В тусклом свечении кружится пыль. Я складываю пальцы так, чтобы они отбросили на стену тень в виде клешни.

Мне часто снилось, что я снова огромна. Что я возвышаюсь над всеми, бегу по земле, достигаю космоса.

Что я свободна от боли.

Бросаю взгляд на остатки своего наряда, которые я забросила в угол. Мне хочется держаться от них подальше с того момента, как я сообразила, что их можно было бы использовать как средство спасения, если бы мне хватило смелости. Я могла бы привязать один конец ткани к водопроводной трубе, другой накинуть себе на шею и повиснуть.

Тринадцать приемов пищи назад я представила, как делаю это. Клянусь, мне показалось, что ткань извивается, словно клубок змей. Я слышала, чем ярче змея, тем она смертоноснее.

Я сажусь, готовая…

Голые ноги задевают шероховатое пятно высохшей крови на полу, и я выхожу из транса.

В этой камере запирали и других девушек. Об их печальном пребывании рассказывают пятна крови, почти черные в сумраке. Должно быть, это до предела пугает мужчин-охранников, но мне не страшно. Я девушка, я все понимаю.

Я лишь размышляю, что сделали эти узницы, чтобы очутиться здесь. Они тоже сопротивлялись? Пытались сбежать? Отвергали приказы ублажать пилотов?

Были ли среди них Железные Вдовы, принудительно исключенные из исторических хроник?

В воздухе камеры на меня опускаются отзвуки проигранных ими битв. Голоса, отказывающиеся замолчать. Руки, отказывающиеся носить цепи. Души, отказывающиеся покориться.

Я снова отрываю взгляд от кучки одежды и ложусь, вдыхая ледяные фантомы их ярости.

Смешно. Мужчины так страстно желают наши тела и так сильно ненавидят нас за наши мозги.

Она приходит ко мне во сне.

– Цзецзе![9] – с трудом произношу я и бросаюсь к Старшей. Ступни не болят.

По этому признаку я всегда понимаю, что вижу сон.

И все же не могу удержаться – тянусь к ней, хочу, чтобы она осталась навсегда. Где бы она ни находилась, я хочу быть там же.

– Не иди за мной, Тяньтянь. – Она гладит мою щеку, но ее пальцы превращаются в дым прежде, чем я успеваю насладиться ее теплом. – Здесь ничего нет. Это не выход. Не спасение. Я не свободна. Меня просто нет.

У меня подгибаются колени, и я падаю, пытаясь ухватиться за нее, но пальцы проходят насквозь, как бы я ни старалась.

– Не важно, – всхлипываю я. – Позволь мне остаться с тобой. Пожалуйста. Он мертв. Я убила его. Отомстила за тебя.

Она опускает веки.

– Ты и правда думаешь, что в результате что-то изменилось?

– В смысле? – Я снова и снова трясу головой. – Одним чудовищем на свете меньше.

– Таких, как он, десятки тысяч.

Боль разрастается во мне, выкручивая все волокна моей души.

– И что мне делать?

– Конечно, делай худшее, на что способна. – Она улыбается. – Не позволяй им себя одурачить, Тяньтянь. В тебе больше силы, чем ты можешь вообразить. Не убегай. Не позволяй им получить желаемое.

Ее одежда тоже теряет форму, словно туманные облака, плывущие над рисовыми террасами. Мы представляли себе в этих облаках лица, животных и предметы, когда сидели, обнявшись, на заднем дворе, помогая друг другу заглушить эхо воплей в наших головах и забыть о свежих шрамах на наших телах.

Внезапно ее призрачная фигура становится Девятихвостой Лисицей в Геройском Облике. Холодные металлические ладони обхватывают мое лицо и поднимают меня на ноги. Обжигающие, свирепые белые глаза ловят мой взгляд.

– Стань их ночным кошмаром, У Цзэтянь.

Меня встряхивает вой сирен, возвещающих о появлении хундунов, и я просыпаюсь в холодном поту. Свет за дверью покраснел.

С тех пор как меня заперли, сирены звучат не в первый раз – новые трансформации сильных хризалид провоцируют больше нападений. Но к этому дню как раз прошли две недели, необходимые Ли Шиминю и его Красной Птице на восстановление ци. Я вспоминаю, как мужчины нашей семьи, сгрудившись у обеденного стола, наблюдали его предыдущую битву. Забавно, что этот мелкий, предназначенный на выброс эпизод в итоге оказался настолько важным.