Пока бьётся сердце - Дженнифер Хартманн

чем обычно, в животе начинает нарастать паника. Я пытаюсь дышать ровно, мои глаза закрыты. Я жду, и жду, и жду.

А потом Дин снова прижимается губами к моему уху и тихо говорит:

– Мне нужно, чтобы ты стонала, Корабелла.

Стонала?

Я неуверенно сглатываю.

– Пожалуйста, – шепчет он. От приглушенной мольбы в его голосе по телу вновь пробегают мурашки.

Я киваю и выдавливаю свой самый убедительный стон, маскируя звук расстегивающихся наручников за спиной, скрывая свидетельство нашей монументальной победы.

Господи боже, у него получилось! Дин сделал это.

Я изо всех сил сжимаю в руках металл, следя за тем, чтобы наручники не упали на пол и не выдали нас. Дину требуется время, чтобы сосредоточиться на своей «задаче», и через минуту он кончает. На этот раз он не говорит, что сожалеет. Он не плачет и не умоляет о прощении.

Лишь отстраняется и подмигивает.

Мы ждем, как нам кажется, целую вечность, хотя на самом деле, вероятно, проходит меньше часа. Ждем, пока не будем уверены, что Эрл уехал на работу.

У Эрла есть распорядок дня. Он работает с понедельника по пятницу, уходя утром и возвращаясь вскоре после захода солнца. Сегодня четверг, так что он уже должен быть по пути на работу, давая нам меньше восьми часов, чтобы убраться отсюда к чертовой матери.

Мое сердце вот-вот разорвется в груди от предвкушения и волнения.

От этого зависит многое – от этого зависит все. Я понятия не имею, как освободить Дина от его оков, так что потребуется некоторое время, чтобы решить эту проблему. Мне никогда в жизни не доводилось вскрывать замок, не говоря уже о настоящих наручниках.

– Он уже должен был уехать, – замечает Дин из своего угла, заставляя мои нервы танцевать в животе Мамбу. – Ты готова?

Я тяжело вздыхаю.

– Готова. – Наконец я отпускаю металл и чувствую, как наручники соскальзывают с моих запястий. Сначала это кажется нереальным, поэтому я просто сижу, позабыв, что могу двигаться. Я могу ходить. Если захочу, я могу станцевать счастливый танец, черт побери. Поднимаюсь на дрожащих ногах и пристально смотрю на Дина.

А затем бегом бросаюсь к нему.

Он стоит передо мной, его глаза широко раскрыты и полны ожидания, а грудь вздымается от прерывистого дыхания. Я подбегаю к нему, обвиваю руками его шею и прикасаюсь к нему впервые за несколько недель.

Прикасаюсь к кому-либо. Мои руки принадлежат мне. Мое тело принадлежит мне.

Я зарываюсь пальцами в его волосы, нежно глажу и наслаждаюсь ощущением мягких прядей. Дин не торопит меня и не настаивает действовать – нет, он дает мне время. Позволяет мне провести ладонями вниз по его шее, по лопаткам, затем обратно вверх и вокруг его груди. На несколько мгновений я замираю и прислушиваюсь к торопливым ударам его сердца.

Теплый, безопасный, живой.

Это происходит на самом деле.

Я поднимаю на него взгляд, переполненный эмоциями. В ответ я вижу похожее чувство, и у меня едва не перехватывает дыхание.

Я прихожу в себя и убираю руки с груди Дина, немного отступая назад.

– Я не знаю, как избавить тебя от этих штук, – говорю я ему.

– Зато я знаю. И буду подсказывать. Я уронил обломок за твою трубу. Принеси его сюда, и я скажу тебе, что делать.

Я киваю, возвращаюсь в свой уголок кошмаров и скольжу ладонями по пыльному полу. Осматриваю каждый дюйм в поисках маленького золотистого кусочка. Наконец, замечаю его, зажимаю между пальцами и бросаюсь обратно к Дину, чтобы дождаться инструкций.

Он садится, а я устраиваюсь позади и беру его руки. Он начинает пошагово все объяснять, но мой разум затуманен и рассеян, а руки трясутся, потому я из раза в раз пропускаю щелчок. Он упоминает одиночные замки, двойные замки и точки остановки. По часовой стрелке, против часовой стрелки, пружины и стержни…

Это слишком сложно. Слишком.

– Я… я не понимаю, Дин. – Во мне нарастает паника, обломок дрожит в моих неумелых руках. – Я облажалась. Мне очень жаль.

– Эй, эй! Это не так легко сделать. У тебя отлично получается.

Я продолжаю пробовать, ругаясь себе под нос. На лбу выступает пот. Проходит по меньшей мере полчаса, и мое беспокойство нарастает и множится. С побежденным стоном я плюхаюсь на задницу и вытираю влажный лоб тыльной стороной ладони.

– Я не могу.

Дин мгновение молчит, и я замечаю, как опускаются его плечи. Он, должно быть, ужасно во мне разочарован.

– Все в порядке, Кора. Не беспокойся об этом, – говорит он мне, пытаясь посмотреть на меня через плечо. Я переползаю вперед, чтобы мы могли видеть друг друга. – Давай выбирайся отсюда и приведи помощь.

Я бросаю на него изумленный взгляд.

– И оставить тебя здесь одного? Я… я даже не знаю, где мы находимся. Что, если я заблужусь? Что, если я не смогу найти помощь, и он обнаружит мой побег? – мямлю я, задыхаясь от волнения. – Он убьет тебя!

– Со мной все будет в порядке, – настаивает Дин. – Просто убирайся отсюда к чертовой матери. Отыщи главную дорогу и попроси кого-нибудь позвонить в полицию.

– Что, если…

– Иди, Кора. Пожалуйста.

Наши взгляды прикованы друг к другу, пока его слова доходят до моего сознания и оседают в каждой клеточке мозга. Я проглатываю свой страх, беспокойство и неуверенность в себе и сдаюсь, кивая головой.

– Хорошо. – Я поднимаюсь на ноги, Дин следует моему примеру. У меня ослабли и дрожат колени, но я наклоняюсь обнять Дина еще раз, запомнить аромат его кожи. – Я вытащу тебя отсюда, – шепчу я ему в шею.

Мы еще мгновение смотрим друг другу в глаза, затем я отворачиваюсь и бегу трусцой к лестнице.

– Кора.

Я останавливаюсь при звуке его голоса и поворачиваюсь к нему лицом с другого конца подвала.

– Да?

Дин поджимает губы, обдумывая то, что собирается мне сказать. Я наблюдаю, как дергается его кадык от напряженного глотка. Отросшие волосы прилипают ко лбу.

– Знаю, я сказал, что ты можешь снова начать меня ненавидеть, когда мы отсюда выберемся, – с долей тоски в голосе произносит он. – Но в действительности я надеюсь, что ты не станешь.

Между нами повисает торжественное молчание, густое и осязаемое. Я моргаю.

Затем улыбаюсь и отвечаю:

– Но это весело.

Услышав слова, которые я так долго категорически отрицала, Дин растягивает губы в своей фирменной улыбке. Я цепляюсь за эту улыбку, используя ее как топливо, пока поднимаюсь по деревянным ступенькам, надеясь и молясь, чтобы дверь в подвал оказалась открыта. Если же нет,