Прощения не ждут - Лора Бекитт

Как ни был расстроен Арни словами старухи, у него заблестели глаза. Даже если десятая часть от цены этих прекрасных шкур достанется им, это решит многие проблемы. Но Кларенс, казалось, не спешил соглашаться.

— Ты поможешь нам, если понадобится?

Он думал о тех тайных лесных дорогах, на которых их с Эвиан не могло бы настичь ни одно живое существо и какие наверняка были известны индианке.

Зана пожала плечами.

— Я, старуха, — вам, двум сильным молодым людям? Конечно, помогу. Хотя чаще всего человек помогает себе сам. Он способен сделать почти все, если таково его желание.

Приятели молча погрузили шкуры на лошадей и поехали назад через лес. Когда вдали показалась «Синяя гора», Арни сказал:

— Я никогда не предам тебя, Кларенс. Я лучше отрежу себе руку. И я не могу представить, как можно убить человека. Мне все это не нравится. Как бы дотянуть до весны…

— Может случиться так, что весной меня здесь уже не будет, — заметил Кларенс.

Арни похолодел. Друг хочет оставить его одного? Разве это не предательство?! Наверное, он задумал уговорить Эвиан бежать вместе с ним!

Между тем Кларенс принялся рассказывать о винтовке, подаренной Зане Джозефом Иверсом. С трудом дослушав приятеля, Арни в сердцах произнес:

— Откуда эта старуха может знать, от чего и когда умрет тот или иной человек? Она что, Господь Бог?! Ты не ребенок, чтобы верить в такие вещи!

— Вижу, кое в чем мы никогда не поймем ДРУГ друга!

Они долго молчали, потом Арни сказал:

— Для того чтобы отвезти эти шкуры в город, нужна повозка.

— Я уверен, что Иверс еще поедет в Шайенн, — отозвался Кларенс. — Когда — ты можешь узнать у его дочери. Отправляйся с ним: думаю, он не откажет. Я все равно должен тебе день.

— Разве ты не против моих встреч с мисс Надин? — выдержав паузу, спросил Арни.

Кларенс пожал плечами.

— Это твое дело. К тому же благодаря твоему знакомству с ней мы хотя бы немного знаем о том, что там происходит.

— Я не собираюсь использовать мисс Надин в каких-то целях, — заметил Арни.

— Она же дочь Иверса! — произнес Кларенс с таким видом, будто этим было все сказано, причем раз и навсегда.

Вздохнув, Арни ничего не ответил. Приятель, как всегда, решал за двоих.

Надин по обыкновению встала рано. Ее туалет был очень простым, и она быстро привела себя в порядок. У нее, как и у ее матери, никогда не было служанки, она все делала сама.

Традиционный уклад сельской жизни не допускал сколько-нибудь откровенных нарядов, потому темно-синяя блузка, которую украшала лишь тонкая полоска черного кружева на высоком вороте, была застегнута на все пуговицы. Девушка подпоясала юбку из плотной саржи кожаным ремнем и надела на ноги шнурованные сапожки.

Надин не приходило в голову завить волосы, да она и не умела этого делать, к тому же не представляла себе, что может быть практичнее тугого узла на затылке. Но гладко причесанные темно-русые пряди были блестящими и густыми, а обрамленное ими лицо — по девичьи свежим и нежным.

До завтрака оставалось время, и Надин принялась разбирать цветы, которые засушила с лета. Из одних она составила букет для своей комнаты, а другие, те, что покрасивее, отложила в сторону. Она собиралась занести их на могилу матери.

Когда вошел отец, Надин нехотя повернулась, зная, что с утра у него обычно бывает скверное настроение.

— Доброе утро, — тихо сказала она, хотя оно вовсе не было добрым.

— Зачем ты принесла сюда это? — раздраженно произнес Джозеф, кивая на цветы.

— Я собираюсь на кладбище.

— С некоторых пор ты зачастила туда.

«Потому что это единственное место, где я не чувствую себя одинокой», — хотелось ответить Надин.

— Я навещаю маму.

Джозеф усмехнулся.

— Ей это ни к чему.

— Это нужно мне.

— У живых с мертвыми нет ничего общего, — сказал Иверс, а поскольку дочь промолчала, добавил: — Будучи в Шайенне, я виделся с Фостером. Все остается в силе. Свадьба состоится весной. Почему ты не отвечаешь? Ты не рада?

— Почему именно этот человек? — вырвалось у Надин.

В усмешке и взгляде отца появилась та самая уничижительная ирония, которую она ненавидела.

— Ты хочешь знать? Хорошо, я скажу. С некоторых пор самыми крупными землевладельцами в нашей стране стали железнодорожные компании. Федеральное правительство начало раздавать им общественные земли еще до Гражданской войны[3]— для постройки трансконтинентальных дорог. Разумеется, они получали участки не только для прокладки путей, много акров оставалось по обе стороны рельсов. Сейчас они продают эту землю по цене от пяти до двадцати долларов за акр. Мистер Фостер занимает в «Юнион Пэсифик» далеко не последнее место.

— То есть этот брак нужен лишь для того, чтобы вы выгодно получили землю?

— Причем хорошую землю. Много земли! Мне известны люди, которые управляют сотнями тысяч акров. Иной раз им принадлежат территории, равные некоторым европейским государствам или нашим штатам. Возможно, «король скота» — не самый лучший титул, и все-таки он себя оправдывает. «Райская страна» — большое ранчо, но это все равно глушь.

— А как же я? — растерянно произнесла Надин.

— Я уже говорил, что ты переедешь в Шайенн, у тебя будут красивые наряды, ты сможешь посещать балы. Тебе больше никогда не придется доить коров.

— А если я хочу доить коров?

Джозеф Иверс презрительно фыркнул.

— Об этом не мечтает ни одна нормальная женщина.

В этот день у Надин все валилось из рук. Сегодня она особенно остро ощущала тоску по матери и без конца задавала себе вопрос: сумела бы мать, будь она жива, защитить ее от отцовского выбора? Скорее всего — нет.

С трудом дождавшись часа свидания и поскорее завершив все дела, Надин поспешила на кладбище. Накидка развевалась за ее спиной, лицо раскраснелось, замерзшие руки сжимали букетик сухих цветов.

Тонкий снежный покров на открытых пространствах был похож на кружево, а слой инея на деревьях напоминал тюлевые занавески. Надин думала о том, что она так же скоро расстанется с беззаботной юностью, как окружающий мир простился с зеленью. А следующая весна не принесет ей счастья.

И все-таки в настоящем случались мгновения радости, например, когда она виделась с Арни, который, сам того не ведая, помог ей почувствовать далекое близким и сделать невидимое явным.