Когда мы надеемся - Энн Петцольд

Мы еще немного поболтали о том о сем. Обо всем, что нам предстоит, когда я, наконец, приеду и мы окажемся вместе. Прямо сейчас не было никакой разницы, насколько реальны эти планы. Мы предавались мечтам. Загадывали желания, чтобы потом воплотить их в жизнь.

Уже позже, в постели, на полпути в царство снов, я осознала, как же приятно делить мечты с кем-то на двоих.

Ожидание оказалось самой настоящей пыткой. Мне повезло, что Эрин вернулась, ведь, не считая учебы и работы, большую часть времени я проводила с ней. Отойдя от шока, родители приняли дочь с распростертыми объятиями. Я понимала, как важно для нее иметь место, куда она всегда может вернуться, что бы в жизни ни происходило.

Если мы не бродили по городу, «заново открывая» для себя Чикаго, то закрывались у меня в комнате. Эрин читала, а я сидела за столом и рисовала. Занятия на курсе изобразительных искусств по средам меня настолько вдохновляли, что, возвращаясь после них домой, я не могла остановиться и продолжала переносить на бумагу все свои фантазии.

Мэтт в свое время ни капли не преувеличил, как хороши занятия. После той первой пары, когда профессор Вега оценил наши навыки, следующие несколько оказались посвящены теории. Преподаватель рассказывал нам, что еще несколько столетий назад рисование рассматривалось лишь как средство достижения цели.

«Когда вы пишете картину, вы отбрасываете формы и линии, оставляя лишь важное глазу. Это интеллектуальный труд, он требует много внимания и тщательной проработки, – вещал профессор Вега. – Ваши натюрморты с вазами неплохи, пусть даже если вы иногда теряетесь в деталях. – Он кивнул на доску, куда в начале занятия снова вывесил наши работы. – Если спросить разных художников, скорее всего у каждого будет свой взгляд на искусство. Многие считают набросок второстепенным жанром. Подготовкой к настоящему творчеству. Дискуссии на эту тему ведутся с семнадцатого века. Пуссинисты твердо верили, что линии важнее цвета, в то время как рубенисты придерживались мнения, что линии второстепенны».

Ни на одной другой лекции я не делала столько записей, впитывая каждое слово. Мне казалось, будто передо мной распахнули дверь в другой мир. Мы обсуждали, какие основы важны для художника и кто из живописцев оказал наибольшее влияние на искусство. О многом я раньше даже не слышала, и одна мысль о том, чтобы наконец все это узнать, вызывала у меня дрожь нетерпения. Не успевал урок окончиться, я уже не могла дождаться следующей среды.

Эрин каждый раз, слушая про мои занятия, сияла так, словно это она их посещает. Прямо как сейчас. Она сидела у меня на кровати и внимательно выслушивала мои попытки описать впечатления от последнего урока.

– Я и не знала, как ты увлечена историей искусств, – прокомментировала Эрин. Из растрепанного пучка у нее на макушке выбилось несколько темных прядок, и теперь ярко выкрашенные кончики болтались на уровне подбородка.

До этого, рассказывая, я ходила взад-вперед по комнате, но наконец замерла перед кроватью.

– Я тоже не знала. Даже не задумывалась никогда о том, чтобы в это лезть. Но узнавать, откуда взялись все техники, которым я годами училась, в разы интереснее чтения всех моих предыдущих учебников по экономике.

Она осмотрела меня с головы до пят. Начиная с собранных наспех в косу волос и вниз по бежевой рубашке, заправленной под пояс светлых приталенных джинсов. Затем крепко зажмурилась:

– Ты выглядишь как моя подруга Элла, но я не уверена, ты ли это.

– Точно я, – с этими словами я приземлилась рядом с ней на кровать. – Инопланетяне меня не похищали, если ты об этом. Просто приходи в следующую среду, сама поймешь, как там потрясающе!

– Я собственные стрелки нормально нарисовать не могу, – возразила она. – С чего ты решила, что я добровольно тайком прошмыгну на урок рисования, да еще и получу от этого удовольствие?

Я внимательно изучила тонкие черные линии, обрамляющие ее глаза.

– Как по мне, они вполне ровные.

– Секрет в ватных палочках. Ими можно избавиться от любого промаха.

– Слова настоящего визажиста.

Эрин откинулась назад на покрывало, свесив ноги с края кровати.

– Вдруг это мое призвание? Ты можешь представить меня визажистом?

– Честно говоря, нет, – призналась я. Хоть она и частенько красилась, ощущения, что косметика – ее страсть, не складывалось.

– Я тоже, – вздохнула она. – Может, я налечу на свое предназначение во время одной из экскурсий по городу.

Я задумчиво хмыкнула и тут же получила локтем под ребра. Скривившись от боли, я потерла место удара.

– Как насчет проявить немного сочувствия?

На это я уже рассмеялась и перекатилась Эрин под бок.

– Все пытаюсь представить, кем бы ты могла работать. Но в голову ничего не идет.

А ведь в прошлом году мы так много обсуждали наше будущее. Но как-то так получилось, что на Австралии все оборвалось. Никто из нас всерьез не думал о ее возвращении в Чикаго. Настолько далеким оно казалось.

– Совсем ничего? Я могла бы стать пилотом. Или врачом. Передо мной открыто так много дорог, но чувство, будто ни на одной из них для меня нет места.

Довольно отрезвляющее озарение, которое снизошло на нас сравнительно недавно. После того как на смену мечтам о космосе или сцене пришла реальность.

– Тебе всегда найдется местечко на моей.

Широкая улыбка Эрин развеяла гнетущую атмосферу разговора.

– Поэтому-то ты и лучшая из всех Элл, которых я знаю!

– Ха. Я единственная Элла, которую ты знаешь.

– Точно. И в благодарность я помогу тебе составить список вещей, чтобы ты ничего не упустила.

– Еще есть целая неделя. – Я попыталась протестовать. Не люблю собирать чемоданы. Всегда грызет мысль, что я что-нибудь да забыла, и приходится все по три раза перепроверять.

Но Эрин слишком хорошо меня знала. Она приподняла бровь и выжидающе посмотрела.

Я вздохнула, признавая поражение:

– Открой ноутбук, файл в Ворде должен быть еще открыт.

Она тут же соскочила с кровати и села за стол. Пока она читала начатый вчера вечером список, я растянулась поперек кровати и достала телефон. Чжэ Ён не писал мне разве что во сне, так что каждый раз, стоило мне потянуться за телефоном, я обнаруживала новые сообщения.