Коммунальные конфорки - Жанна Юрьевна Вишневская

дремала мама, папины руки уверенно лежали на руле. Иногда он мигал фарами, чтобы поприветствовать машины с ленинградскими номерами. Мелькали высокие кроны деревьев, было уже совсем темно, глаза слипались.

Сквозь дремоту меня не покидало ощущение, что мы что-то забыли. Я даже, кажется, порывался сказать папе, чтобы он развернул машину, как будто движение назад может остановить и вернуть то, что безвозвратно промелькнуло мимо окон, осталось незамеченным, а на самом деле было бесконечно важным. Наверное, я уснул, потому что вдруг оказался один на обочине и увидел, что машина с папой и мамой проезжает мимо, а я только беззвучно открываю рот, потому что у меня пропал голос и не слушаются ноги. Я смог лишь помахать рукой габаритным огням и прочитать номерной знак: 35–10 ЛЕЩ.

Глава десятая. Приключения Алекса Шварца фон Муромца, или Drang nach Osten

Толковый словарь:

Drang nach Osten – клише, появившееся еще в кайзеровской Германии и означающее «Натиск на восток».

ГДР – Германская Демократическая Республика.

Шнель (нем. schnell) – живо.

Арбайтен (нем. arbeiten) – работать.

Яйки, млеко, брод – яйца, молоко, хлеб (так коверкали русский язык фашистские оккупанты во время Второй мировой войны).

Ефим Копелян – актер, голос которого звучит за кадром в сериале «Семнадцать мгновений весны».

Микаэл Таривердиев – композитор вышеупомянутого телесериала.

Дедушка был человеком чрезвычайно общительным. Его невозможно было послать в низок или булочную на пять минут. Кончалось тем, что или Сене, или папе приходилось за ним бежать и чуть ли не силой отрывать от какого-нибудь старого или нового знакомого, родственника или просто уставшего от дневных склок продавца.

Бабушка смеялась, что дедушка опять пошел покупать сплетни.

Он их потом не просто пересказывал – они у него обрастали новыми подробностями, да так, что уже и невозможно было понять, где правда, а где выдумка.

Если бы ангелы на потолках нашей комнаты на Воинова умели разговаривать, то сколько бы они поведали совершенно невероятных историй, которых не прочитаешь ни в одной книге и не увидишь ни в одном кино!

Жизнь была лучшим режиссером, а мы все – профессиональными актерами, живущими, а не играющими свои роли. Годы гримировали нас, одевали в костюмы, соответствующие времени и месту, город подсказывал мизансцены, а из радио и телевизора доносилось музыкальное сопровождение: или скупой и страшный стук блокадного метронома, или оркестровая музыка и эстрадные шлягеры, или пронзительные, как зубная боль, звуки утренней пионерской зорьки, которую какой-то шутник поставил в сетку вещания ровно на семь сорок, так что то ли пионерская зорька звучала с еврейским акцентом, то ли еврейские «семь сорок» с пионерским задором – понимайте и принимайте, как хотите.

Насколько достоверна история, рассказанная дедушкиным заводским приятелем, дедушкой Марии Платоновой, не знаю, но могу подтвердить, что Маша и правда вышла замуж за Алекса Шварца, потому что с их дочкой я дружил и даже был в нее немного влюблен. Через годы они опять вернулись в Германию и их следы затерялись. Круг замкнулся, потому что началась эта история во времена Великой Отечественной войны, когда Советская армия стояла на подступах к Берлину…

* * *

Алекс Шварц родился в Берлине в тысяча девятьсот сорок шестом году и был третьим ребенком сорокалетней Эрны фон Шварц.

Муж Эрны погиб в сорок третьем, оставив ее с двумя подростками, Ульрикой и Вальтером. После взятия Берлина советскими войсками аккуратная и чистоплотная Эрна устроилась работать в столовую для солдат и офицеров Советской армии, оставшихся восстанавливать разрушенную Германию. Обслуживала Эрна их, видимо, не только в столовой, потому что через год у нее родился сын, которого она назвала Алекс в честь папы-лейтенанта Алеши, а может, пехотного капитана Александра, а может, и майора танковых войск Аликперова. Сердце у Эрны было любвеобильным, вдовьи ночи жаркими, еще молодое арийское тело требовало нежности и ласки. Так и осталось непонятным, чье семя проросло в ее неразборчивых чреслах.

Шли годы, Эрна остепенилась и даже вышла замуж за героя немецкого Сопротивления и превратилась в добропорядочную бюргершу. Новый муж, Гюнтер, детей Эрны полюбил как родных, особенно младшего, Алекса, который своим полурусским происхождением напоминал Гюнтеру боевое прошлое и старых советских товарищей по подполью.

После создания ГДР в Берлин зачастили представители Советского Союза. Гюнтер всегда представлял дружественную немецкую сторону, вступил в ряды коммунистической партии Германии, и вскоре его стали отправлять в СССР как надежный и проверенный кадр.

После одной из таких поездок одурманенный советской пропагандой Гюнтер решил отправить Алекса в Ленинград учиться строительству мостов и коммунизма. Эрне не хотелось расставаться со своим любимцем, но перечить мужу она не посмела, хотя и боялась, что взыграют сильные русские гены и перетянут ее Алекса в далекий Советский Союз навсегда.

Она боялась бы еще больше, если бы знала, что привычный к конспирации Гюнтер втихаря списался со своим фронтовым товарищем, старшим и по возрасту, и по званию майором Иваном Платоновым, который в сорок пятом году был связным с германским подпольем. После войны они с Гюнтером не потеряли друг друга, переписывались и даже встречались, когда позже Гюнтер по делам партии приезжал в Ленинград. Жил Иван в Ленинградской области, в поселке Овраги, а его семья – в Ленинграде, на улице Дзержинского. Внучка Маша училась в Педиатрическом институте.

Намерения Гюнтера и Ивана были самые что ни на есть серьезные. Алекс в школе учил русский язык и объяснялся вполне прилично. Маша владела немецким в объеме школьной программы, так что как-нибудь молодые бы договорились. Впрочем, много ли слов надо, когда души и тела молодые, сердца горячие и объятия крепкие. Сумела же мама Эрна в далеком сорок пятом году договориться то ли с лейтенантом Алешей, то ли с пехотным капитаном Александром, то ли с майором танковых войск Аликперовым. Молодые не только объяснились, но и понравились друг другу настолько, что в Берлин полетели письма, в которых Алекс выспрашивал родительского благословения на брак с русской студенткой Машей Платоновой.

Гюнтер довольно потер руки, успокоил взволнованную Эрну, и молодые стали оформлять необходимые документы для вступления в законный брак. Если родительское разрешение получить удалось довольно быстро, то на отмашку КГБ и других дружественных организаций требовалось время. Молодые его зря не теряли и через пару месяцев объявили об ожидающемся прибавлении в семействе. Машеньку несильно пожурили за неосторожность, дед Иван хмыкнул в усы и на лето поселил молодежь у себя на веранде, под предлогом того, что внучке необходимы свежий воздух и витамины, а на самом деле еще и потому, что ему требовалась рабочая сила в