Поп-звездные войны - Сергей Ермаков

– А откуда Бальган об этом узнал? – спросил Краб.

– Ему первому Прохоров сообщил, – ответила Татьяна и повернулась к автомобилю, – что-то мне расхотелось идти в магазин, настроения нет. Поехали домой.

Краб согласился, они залезли в "Тойоту" и повернули в сторону дома. Через пару часов у них появился и сам Прохоров собственной персоной в сопровождении старшего лейтенанта Молчанова, который деловито сжимал под мышкой папку. Прохоров триумфально прохаживался как и в прошлый раз в грязных ботинках по чистому паласу, источая зловонный запах одеколона "Шипр". Бальган, который прибыл минут за двадцать до майора сидел в кресле и попивал из маленькой чашки крепкий кофе с лимоном. Настроение у него было радужным – на грядущую Новогоднюю ночь было шесть заказов на выступление Татьяны и заказчики готовы были платить три цены, только бы певица посетила именно их праздник. Майор Прохоров тоже был подтянут и весел. Он даже подзабыл, что его в этом доме назвали "на заднице прыщик", потому что считал дело с двойным покушением на Татьяну завершенным – маньяк застрелился.

– Ну, вот и все, – говорил он, потирая руки, – как и следовало ожидать у Коваленко в руке был найден тот самый пистолет из которого стреляли в Татьяну в клубе, а позднее и на улице возле гаражей. Этот факт стопроцентно подтвердила баллистическая экспертиза. Очевидно, Коваленко понял, что мы уже сидим у него на "хвосте", возьмем с минуты на минуту, оттого запаниковал и свел счеты с жизнью. Сунул дуло пистолета себе в рот, нажал на курок – и готово!

– А вам не приходила в голову версия, что композитора убили, а пистолет подложили ему в руку? – намекнул Краб.

– Ну, что вы все время лезете со своими необоснованными версиями? – рассердился Прохоров. – Никаких следов борьбы ни на месте, ни на теле трупа обнаружено не было! Или вы считаете, что Коваленко безропотно открыл рот и позволил всунуть туда дуло пистолета?

– А почему нет? – пожал плечами Краб. – И о каких следах на месте может идти речь, если ночью снег сыпал как из ведра?

Прохоров остановился, подошел к отцу Татьяны, схватил стул и сел напротив. Некоторое время он сверлил его глазами, а потом спросил:

– Если не ошибаюсь, вы служили в морской пехоте, воевали в Чечне, а потом отбывали наказание в колонии? Да-да, не отводите глаза, я интересовался вашей биографией. В нашем деле, знаете ли, каждая деталь важна. А сейчас вы снова служите на Кольском полуострове в бригаде морской пехоты "Спутник"? Угу. Кем? Вы военный следователь? Нет? Я знаю, вы инструктор по рукопашному бою. Так что ж вы тогда лезете-то со своими версиями и предположениями тогда, когда за дело берутся профессионалы? Хорошо, ладно, я готов выслушать вашу версию произошедшего. Вы кого-то подозреваете в покушении на вашу дочь? Господина Бальгана, меня лично или, может быть, Сицилийскую мафию? Кого?

Упоминание про мафию отчего-то насмешила продюсера, он хихикнул, пролил кофе из чашки себе на рубашку и расстроился, теперь ему придется ехать домой переодеваться. Татьяна слушала майора молча, ничего не говоря, памятуя о том дне, когда своим длинным языком сбила все карты отца. Краб промолчал на все вопросы Прохорова – не будет же он и впрямь ему рассказывать о своих подозрениях, если действительно в их поле находятся – и продюсер Бальган, и поп-дива Дольская, и любовница продюсера "зайка" и сам Прохоров.

Но больно уж майор распалился от вопроса Краба, любое вмешательство в ход расследование, любые предположения вызывали в нем бурю негодования и протеста. Его версия была единственно правильной и непорочной, он был упрям, как осел или же просто пытался не допустить никакого постороннего вмешательства в это дело, поскорее закрыть его и положить на полку. "В этом случае, – подумал Краб, – у него самого рыльце в пушку".

– Нет у меня никаких подозреваемых, – ответил отец Татьяны, чтобы не продолжать бесполезный спор, – я просто предположил, что, возможно, это не самоубийство. Просто предположил…

– Кинофильмов американских насмотрелись, – деловито подытожил Прохоров, – все считают себя сыщиками, поэтому думают, что могут сами лезть в расследование, раскрывать убийства, предлагать версии. Это, наверное, только в нашей профессии такой происходит.

– Почему же, – возразила Татьяна, – в нашей профессии тоже так. Все считают себя певцами.

– Да, – согласился Прохоров, – а ведь никто ведь из этих умников не полезет с советами к саперу на разминировании?

– Ага, – согласилась Татьяна.

Она подошла к Прохорову, обняла его и поблагодарила, что он избавил ее от страха, что убийца теперь обезврежен и она может спокойно, не боясь ничего выступать на сцене. Майор смутился, стал что-то бормотать о том, что не стоит благодарности, что это его работа. Татьяна подошла и к Молчанову, ему пожала руку. Старший лейтенант был горд и счастлив. Бальган оживился, вскочил, сказал, что подыскал Татьяне новых телохранителей – двух человек, бывших десантников разведроты. Так что отец свободен и может уже просто отдохнуть в столице, сходить в Центральный военторг или, например, в Третьяковскую галерею.

Потом он поинтересовался – а как же обходятся без него в бригаде морской пехоты, а вдруг какая военная миссия в горячей точке, а Краба на месте нет? Этим самым он мягко намекнул, что пора бы ему убираться в свое Заполярье, но отец Татьяны и не думал этого делать. Татьяна тоже была против того, чтобы отец уехал – она еще недостаточно отошла от всех этих выстрелов и присутствие рядом человека, в котором она была уверена, было ей крайне необходимо. Бальган, Прохоров и Молчанов ушли, а Татьяна и ее отец сели рядышком на диван и задумались.

Да, Коваленко мог застрелиться и сам. Просто у парня могли сдать нервы. Ведь не понимать того, что он является подозреваемым после своих угроз и последующего покушения он не мог. К тому же явно он принял Краба за милиционера, когда тот отдубасил бандитов в кафе "Жемчужина Мамонтовки". А после Краба там же появился ОМОН во главе с Прохоровым. Если принять как данность тонкую душевную организацию композитора как творческого человека, рассмотреть внимательно слова суицидальной песни "Я неудачник", то вполне можно предположить, что Коваленко застрелился сам.

– А пистолет? – спросила Татьяна. – Тот самый из которого стреляли в меня в гримерке, а потом в нас обоих на улице? Откуда он у композитора?

– Этому есть только два объяснения, – ответил Краб, – первое принадлежит Прохорову и состоит в том, что и в гримерке, и на улице стрелял сам Коваленко. А второе принадлежит нам с тобой и состоит в том, что киллер, который охотится за тобой, убил композитора и вложил ему в руку пистолет. Зачем он это сделал? Чтобы мы с тобой успокоились и расслабились, поняв, что убийца мертв и тебе ничего не угрожает. А возможно он хочет, чтобы я уехал обратно в Заполярье. Тогда ты снова станешь легкой мишенью.

– Но ты ведь не уедешь? – спросила Татьяна.

– Не уеду, – пообещал Краб, – пока мы с тобой не отыщем настоящего убийцу.

* * *

Новый год, который Краб встретил, разъезжая по концертным площадкам Москвы вместе с Татьяной, показался ему боевыми действиями. Он отбивался от пьяных поклонников творчества его дочери, таскал в машину и из машины концертные костюмы, морщился от однообразной музыки, бьющей по ушам и ему казалось, что все это никогда не кончится.