Роман с бабочками. Как человек влюбился в насекомое - Шарман Эпт Рассел

Репейница — самая распространенная на свете бабочка и встречается практически повсеместно. Репейницы не переносят сильных холодов, и потому зимой часто улетают на юг, а весной и летом — на север: из Африки в Финляндию, из Мексики в Канаду. По оценкам ученых, в этих перелетах участвуют сотни миллионов особей. Летом 1879 года в Европе наблюдалось такое грандиозное переселение репейниц, что его назвали вторжением. То была одна из иррациональных военных кампаний природы.

Несколькими годами позднее один путешественник зафиксировал в своих записках начало миграции репейниц на узкой полосе травы в Судане, на побережье Красного моря:

У репейниц мигрируют и гусеницы. В 1947 году в пустыне на территории Саудовской Аравии один ученый наблюдал армию этих гусениц, которая наступала вместе с молодыми, еще бескрылыми саранчуками (те передвигаются вскачь), пожирая нежные весенние всходы и побеги.

Репейницы летят на юг

Подобное переселение гусениц случилось и в 1991 году в Калифорнии, когда сложились благоприятные условия для яиц бабочек. Местные энтомологи могли наблюдать за этим природным явлением, едва выйдя за порог собственного дома. К концу мая гусеницы, измученные недоеданием и скученностью, в поисках еды поползли прочь. По сравнению с гусеницами, выросшими поодиночке, они были более активны и нервозны, проявляли склонность к каннибализму и окукливались одновременно. Вышедшие из куколок взрослые особи также вели себя более активно, охотно собирались в стаи. Половые органы у этих взрослых были недоразвиты, зато имелись крупные запасы питательных веществ. Вместо того чтобы начать спариваться, они улетели на север.

Вероятно, дефицит пищи и скученность влияют на поведение и физиологию гусениц репейницы, и после метаморфоза они превращаются во взрослых особей, которые рвутся в путь. Когда мигрирующие взрослые особи начинают питаться нормально, уровень гормонов в их крови повышается, и они приступают к спариванию. Позднейшие поколения этих репейниц могут столкнуться с похолоданием; тогда и эти бабочки снимутся с места.

В первом случае миграция вызывается численностью, во втором — температурой окружающей среды.

Мы смотрим во все глаза. Упиваемся изобилием. Изъясняемся метафорами. Мы жаждем, чтобы бабочки летели ордами и тучами. Грезим о снегопаде из белянок, о россыпях желтушек, похожих на дождь из кукурузных зерен. Наша алчность почти осязаема. Глаза горят. «Миллиард носаток! Шесть миллиардов!»

Но я дитя своей эпохи. О щедрой расточительности природы я знаю лишь понаслышке. Когда-то стаи странствующих голубей заслоняли солнце, и становилось темно, как ночью. Полчища оленей карибу тянулись от горизонта до горизонта. Лососей в реках было столько, что человек мог перейти на другой берег, не замочив ног. Но это не в стиле XXI века. Мы исчисляем наши богатства другими мерками.

Я видела три вещи.

Местность Алаче-дель-Боске в центральных районах штата Нью-Мексико служит «воздушным коридором» для перелетных водных птиц, появляющихся там каждую зиму. Когда встает солнце, десятки тысяч птиц взлетают с глади искусственного озера, издавая самые разнообразные крики: гогот, курлыканье, что-то вроде скрипа колес, — а затем рассыпаются искать корм на окрестных полях. У меня хранится фотография моей девятилетней дочери, наблюдающей это зрелище. Ее волосы собраны в два хвостика. Вряд ли она когда-нибудь вновь отрастит такие длинные волосы. Розовые дали. Небо — точно карта, утыканная флажками. Каждый «флажок» — на самом деле утка, или гусь, или лысуха, или журавль, или крачка.

Река, текущая мимо моего дома в Нью-Мексико, летом пересыхает. Как-то раз — было это в первые годы нашей совместной жизни, задолго до того, как у нас появились дети, — мы с мужем наблюдали, как съеживается час от часу одна большая лужа в русле реки. Вода кишела головастиками. Они ждали, пока лужа испарится. Ждали смерти. Это был живой ковер из трепещущих, толкающихся существ. Мы с мужем не могли отвести глаз от этого зрелища. Подпали под его мрачное очарование. Вот что происходит, когда не можешь стронуться с насиженного места.

Я помню и монархов, что каждый год осенью дремлют в эвкалиптовых рощах близ Тихоокеанского побережья.

По тропинке бежит моя племянница, а за ней гонится моя сестра, чтобы напялить на нее куртку, — в роще холодно, на удивление холодно. Эвкалипты, укутанные пологом из бабочек, беззвучно трепещут. Мы задрали головы. Перешли на шепот. То был собор монархов.

Все три раза я чувствовала себя сказочно богатой. Испытывала необъяснимое воодушевление.

Монархи — самые знаменитые из перелетных бабочек. Миллионами летят они из Канады и с севера США на зимовку за две тысячи миль с лишним, в определенные горные районы Мексики. (Примерно пять процентов монархов, обитающих с западной стороны Континентального водораздела[11], мигрируют на Тихоокеанское побережье.) Весной те же самые бабочки начинают обратный путь на север.

Как и репейницы, монархи не переносят морозов. Бабочки, направляющиеся в Мексику, месяцами добираются до подходящего места зимовки. Требования у них самые строгие: температура лишь в редких случаях может опускаться ниже точки замерзания воды, но все же должна оставаться достаточно низкой, чтобы обмен веществ у бабочек замедлился, энергетические затраты уменьшились и монархи смогли впасть во что-то вроде полуспячки. Для зимовки нужны деревья, на которых можно усесться всей стаей, деревья, растущие в местах, защищенных от снега и ветра. И неподалеку от водоема. В теплые дни монархи ненадолго просыпаются, чтобы немножко полетать, немножко попить и опять впасть в забытье, крепко уцепившись за ветки лиственниц и друг за дружку.

В марте они выходят из спячки. Им хочется спариваться. Они спускаются с гор и летят на северо-восток, высматривая растения семейства молочайных. Они находят их на юге США. Ежегодная колонизация снова началась.

Перед смертью самки откладывают яйца. Монархи, которые выведутся из этих яиц, когда-нибудь продолжат путь на север, где найдут себе пару, отложат яйца и примерно через месяц умрут. Следующее поколение двинется дальше. И так до тех пор, пока последнее поколение не достигнет северной границы областей, где могут жить монархи и молочайные.