Ревизор 2.0 - Геннадий Марченко

Стол был накрыт свежей скатертью и украсился штофиком водки, которая хорошо пошла под холодные закуски, чуть погодя с расстегаями были поданы ботвинья с осетриной, белорыбицей и сухим тёртым балыком, селянка из почек, телятина, запечённая в брусничном соусе, а на десерт гурьевская каша на молоке и сливках с добавлением варенья, мёда, орехов, сухофруктов, цукатов и пряностей.

В самый разгар трапезы откуда ни возьмись появились цыгане и устроили для гостей настоящее представление с гитарами, песнями и позвякивающими монистами на аппетитных грудях женщин, одетых в пёстрые наряды с многослойными юбками. Только дрессированного медведя не хватало. Цыган с проседью в чёрных смолянистых волосах, подыгрывая себе на семиструнке с узорчатой изогнутой головкой грифа, затянул:

– Это наши цыгане, осёдлые, – пояснял городничий, вручая певцу серебряный рупь чеканки 1832 года и махая рукой, мол, спасибо, повеселили, теперь отправляйтесь восвояси. – Лет двадцать как прибыли сюда, ещё до меня, встали табором за городом. А потом что-то не поделили, и большая часть цыган ушла дальше, а несколько решили тут остаться с разрешения моего предшественника. Ну и я не стал чинить препятствий, вроде не воруют, одни кузницу держат, а некоторые петь и плясать подрядились. Народу от этого худого не будет, одно веселье.

Спустя час с небольшим Муравьёв-Афинский и Копытман выходили из ресторации изрядно повеселевшими. Визит в богадельню на фоне приятного обеда казался уже не таким мрачным. До вечера оставалось несколько часов, и тут городничему пришла в голову идея наведаться в стоявший на северной окраине города женский монастырь. По его словам выходило, что женская обитель располагалась как раз напротив мужского монастыря, настоятелем которого являлся некто отец Илларион.

– Поедемте, посмотрите, как невесты Христовы живут, – стал уговаривать попутчика Антон Филиппович.

Женский монастырь носил имя святой Параскевы и стоял на том месте, где триста лет назад местный житель в пятницу встретил прекрасную девушку, благоухающую цветами. Правда, свою голову та якобы держала в собственных руках, и мужик, бывший навеселе после изрядной порции медовухи, решил, что встретил святую Параскеву. Та, как известно любому верующему, претерпела изрядные мучения во имя христианства, вплоть до усекновения головы. Эту историю городничий вкратце поведал столичному гостю.

– Право, не стоит нарушать уединение этих, как вы сказали, невест Христовых, – начал отговаривать собеседника Пётр Иванович. – Молятся и молятся, а тут мы, двое, так сказать, слегка подшофе. Нам ещё к театру нужно будет привести себя в порядок.

– И то верно, – согласился Муравьёв-Афинский, – не стоит пугать насельниц нашим видом. – И побожился, что к вечеру будет как огурчик…

Когда за Петром Ивановичем снова заехал непоседливый губернатор, он был тоже помыт, побрит и одет в чистое сменное бельё. В карете сидело всё семейство градоначальника, но все уместились без проблем. Да и до театра домчали быстро.

Размерами местный храм Мельпомены, безусловно, уступал Мариинскому театру, однако выглядел вполне сносно, инспектор ожидал худшего. В фойе даже подавали прохладительные напитки и лёгкие закуски, а могли и рюмочку налить, ежели кто пожелает.

О сегодняшнем репертуаре ещё на улице возвещал большой плакат, где черномазый Отелло душил несчастную Дездемону. Тут же было написано, что венецианского мавра играет отставной майор Свидригайлов, а Дездемону – некая Мухина Е.К.

«Неужто она? – удивился про себя Копытман. – Ежели так, то девицу стоит только похвалить. Хотя, ещё неизвестно, как она играет, возможно, ей лучше и вовсе не выходить на сцену».

Игриво обмахнувшись веером Татьяна Леопольдовна поинтересовалась у спутника:

– Пётр Иванович, а вам нравится эта пьеса Шекспира?

– Не худшая, скажем так, – ответил Копытман.

Он не считал себя большим любителем творчества «эйвонского барда», однако в своё время побывал на многих постановках его пьес. В том числе и на «Отелло», где с удовольствием ожидал финальной развязки со множеством смертей. Не то чтобы Пётр Иванович отличался кровожадностью, просто его в этой трагедии почему-то веселили все эти ревностные забавы с кровопролитиями и удушениями.

Глядя на прогуливающихся в фойе разряженных дам и кавалеров, инспектор догадывался, что сегодня в театре собрался чуть ли не весь цвет города. Прозвенел звонок, а вернее, колокольчик в руке распорядителя, и все отправились занимать свои места. Для губернатора с семейством и его гостя была приготовлена ложа справа от сцены со стульями в мягкой бархатной обивке. Освещался зал большой люстрой с несколькими десятками свечей, свет которых усиливался за счёт искусственного хрусталя. В ложе имелось и собственное освещение, и Пётр Иванович почему-то представил, что при таком свете мог бы стать хорошей мишенью для снайпера.

Как шепнула ему перед открытием занавеса Татьяна Леопольдовна, во всех ролях, кроме ролей Отелло и Дездемоны, заняты крепостные того самого Свидригайлова, что играет венецианского мавра.

– Большой поклонник сцены наш Яков Венедиктович, – пояснила Муравьёва-Афинская. – У него и в поместье имеется собственный театрик. Вам обязательно нужно наведаться к нему в гости, он обожает устраивать приёмы, широкой души человек.

В зале погасли газовые рожки, и представление началось. Оказалось, и впрямь Дездемону играет Елизавета Кузьминична, причём играет недурно, хотя, по мнению Копытмана, местами всё же переигрывала. Ну так ведь в это время, вероятно, и принято усиливать, так сказать, эффект восприятия.

Отелло был немилосердно перемазан сажей, однако играл с немалым усердием, а уж когда дело дошло до удушения и последующего закалывания кинжалом[11] «неверной» супруги, весь зал охнул в едином порыве, а некоторые дамочки почувствительнее даже перешли в фазу кратковременного обморока. Впрочем, похоже, это считалось делом обыденным, и на них, кроме их кавалеров, внимания никто не обратил.

В финале актёрам аплодировали стоя. Пётр Иванович тоже не жалел ладоней, а уловив на себе мимолётный взгляд раскланивавшейся госпожи Мухиной, даже чуть зарделся. В образе Дездемоны она выглядела весьма мило, вызвав в душе инспектора какие-то потаённые эмоции.

«Пожалуй, такую можно и взревновать, – подумал он. – Вот ведь как бывает, сначала-то она мне совершенной дурой показалась, а как узнал её поближе – так вроде и ничего».