Раскрутка - Андрей Троицкий

– А если бы она не согласилась на ваши условия?

– Но она же согласилась… – Гвоздев ухмыльнулся: – Когда сидишь весь в говне – не надо чирикать. Хорошо, что она хоть это понимает. После суда сын останется со мной. Доверить воспитание ребенка этой лживой, растленной бабе – это же преступление. Как вы считаете?

– Вам виднее. А суд решит, кому доверить воспитание сына. Практика такова: ребенка оставляют матери, а не передают отцу. Так что не питайте пустых надежд. Кстати, этот гражданин вам никогда не попадался на глаза? – Покопавшись в папке, Девяткин выложил на стол четыре фотографии Перцева. – Может, случайно видели? Или как…

– Нет, не доводилось… – Гвоздев попеременно заморгал сразу двумя глазами, мельком глянул на карточки, прикурил очередную сигарету. – А почему вы спрашиваете? Это относится…

– Не относится, – не дал договорить Девяткин. – Ну, просто мир очень тесен.

Он убрал фотографии, закрыл блокнот и поймал себя на мысли, что собеседник ему достался не из приятных. После разговора почему-то стал покалывать мочевой пузырь и печень заныла.

История Гвоздева была слишком похожа на правду. Выводы следствия в общем и целом совпадали с его рассказом. За исключением одной детали, которую Гвоздев мог не знать. Эксперты НИИ МВД дали заключение, что почерк художника, нарисовавшего корабль с алыми парусами, идентичен почерку Олега Петрушина. Установить, когда именно, с точностью хотя бы до месяца, был нарисован корабль, криминалисты не смогли. Но… Партия бумаги, на которой выполнен парусник, выпущена карельским целлюлозно-бумажным комбинатом. Выпущена уже после гибели художника. Как выясняется, мнимой гибели.

Разговор с разгневанным мужем ни черта не прояснил, только еще сильнее запутал Девяткина.

Еще занималось утро, когда на дворе дома, где некогда проживал Олег Петрушин, появился человек в сером немодном костюме, желтых сандалиях и шляпе. Поздоровавшись с вышедшим из хаты новым хозяином, человек предъявил ему удостоверение инспектора городского энергонадзора и заявил, что должен проверить электропроводку и счетчик. Помахивая потертым портфелем из свиной кожи, Радченко, сопровождаемый хозяином, усатым мужиком по имени Степан Желтов, для начала прошел в летнюю кухню, поставил портфель на стол и осмотрелся. Кухня как кухня: газовая плита, круглый стол возле узенького окошка, пара самодельных полок на стенах. На пустой стене картина, написанная маслом: женщина, сидящая перед зеркалом, расчесывает длинные светлые волосы.

– Живописью увлекаетесь? – спросил Радченко.

– Ни в коем случае, – Степан крепко прижал загорелые руки к груди, – ни-ни. Я не по этой части. Жил тут до нас один художник или как там его. Рисовал хорошо. Да… Погиб в результате несчастного случая. Подстрелили его. На имущество, то есть на дом, наследников не нашлось, поэтому все перешло к местным властям. А теперь я тут обосновался, с семейством.

Радченко, слушая рассказ хозяина вполуха, залез на табуретку, сделав вид, что изучает электрический кабель, пущенный поверху стены. Если Петрушин где-то прятал свой дневник, то не в кухне. Погреба и чердака здесь нет, менты во время обыска наверняка перевернули полки вверх дном. Короче, бесполезный номер. Радченко спрыгнул на пол, что-то записал в блокноте и сказал:

– Проводку надо срочно менять – кабель совсем хилый. Теперь дом посмотрим.

Подхватив портфель, он зашагал через двор к старой мазанке, крытой железом.

– Жара нестерпимая, – на ходу говорил инспектор. – Если проводка закоротит, пожар будет такой, что от дома, сараев, кухни и вашего сада одни угли останутся. И вся улица выгорит.

– Я раньше на северах жил. Так у нас там реки разливаются – это да. Под воду весь поселок городского типа уходил. Вот это бедствие. И ничего – спасались.

– Наводнения? – переспросил Радченко. – Это мелочь в сравнении с пожаром. А первая причина пожара – плохая проводка.

Желтов, забегая вперед инспектора, показывал пальцем то на дом, то на кухню:

– Честно говоря, мне эти развалюхи без надобности. Я тут такое строительство начну, что и без пожара ничего не останется. Через пару дней кирпич привезут, цемент в мешках, гравий. И бульдозер пригонят. Вот там, где дровяной сарай, поставлю дом. С городскими удобствами: ванной и сортиром. Мне ведь только земля была нужна.

– Построиться не успеете, как сгорите, – вынес свой мрачный прогноз Радченко.

В сенях он снял показания счетчика, долго шарил по темным углам, выясняя, нет ли тут электрического кабеля или розеток. В комнате он наткнулся на женщину, переставлявшую с места на место чемоданы и узлы с тряпками. Хозяйка молча кивнула инспектору и продолжила свое занятие. Радченко еще около часа осматривал дом и пристройки. Залез на чердак, спустился в неглубокий затхлый погреб, не обнаружив там электропроводки, поднялся наверх и еще раз осмотрел обе комнаты. Если тот дневник и существовал, то Петрушин хранил его где-то в другом месте. Это уж точно.

– А от этого художника ничего не осталось? – спросил он хозяина. – Может быть, тетрадки какие с рисунками? Или что-то в этом роде? Я страсть как люблю живопись. Раньше сам рисовал, а теперь со временем просто беда.

Хозяин вытащил из-под кровати фанерный чемодан с железными уголками, на дне которого лежала объемистая папка. Развязав тесемки, разложил на столе рисунки, выполненные гуашью и акварелью, и еще листки с набросками углем и цветными мелками.

– Если надо, забирайте, – сказал Желтов. – Тут все, что осталось от прежнего хозяина. Его тряпки мы соседям роздали, а что дырявое – повыбрасывали к чертовой матери. Вот кое-какие рисунки сохранились, до них еще руки не дошли.

Инспектор засунул папку в портфель.

– А это что? – Радченко показал пальцем на дальнюю стену, иссеченную картечью, и бурые пятна на половицах. – Похоже на кровь.

– Тут, прямо на этом месте, того художника и порешили, – ответил Желтов. – Из ружья кончили. Кровь запеклась, не отскребается. Картечью из ружья. Бух-хах… И освободился дом. Можно заселяться. Вот такие превратности судьбы. Одному – гроб, другому место под строительство.

– Да картечь – штука серьезная, – согласился инспектор и вышел на воздух. – Но в сравнении с пожаром – чистый пустяк. А в новом доме вам покойный художник являться не будет? Не боитесь призраков?

– Живых надо бояться, – усмехнулся Желтов и закрыл за гостем калитку.

* * *

Начальник следственного управления полковник Богатырев сегодня был мрачен и задумчив. С утра он побывал в кабинете какого-то важного чина из МВД и не услышал ни одного доброго слова. И чаем его не напоили и в довершение всего вспомнили убийство сотрудника московской прокуратуры и поинтересовались, как продвигается дело. Поэтому первым человеком, которого вызвал к себе Николай Николаевич, оказался Девяткин. Полковник повторил те же вопросы, что слышал в министерстве, добавил кое-что покрепче, от себя лично. Выслушав доклад подчиненного, минут пять шипел, как раскаленный чайник, а когда выпустил пар, влил в пересохшую глотку пару стаканов воды из графина и выдержал минутную паузу. Не потому что любил театральные эффекты по системе Станиславского, а просто язык устал.