Легкий привкус измены - Валерий Исхаков

Первый и третий брак Виктор оформил законным порядком - так же, как и два развода. А вот второй по счету как-то сразу не задался и вышел недоношенным, перманентно-односторонним. Сперва подруга Виктора Лена узурпировала право считаться его женой, тогда как он полагал себя свободным и ничьим. Потом карта легла по-другому - Виктор смирился со сладостью семейных уз и готов был их неспешно, без помпы, узаконить, но теперь уже Лена рвалась на волю. И вырвалась, оставив несостоявшемуся мужу собственную квартиру: она единственная отважилась его к себе прописать, не требуя взамен штампа в паспорте, да так и не выписала, сама съехала к новому, вполне официальному мужу. Но за квартиру по-прежнему платила и даже обижалась, когда третья жена Виктора, Маша, предлагала взять оплату квартиры на себя.

- Это все-таки моя квартира! - обиженно возражала Лена.

А Маше слышалось: "Это все-таки мой муж!"

В каком-то смысле так оно и было. Симпатяга Виктор со всеми женами, официальными и гражданскими, ухитрялся поддерживать тесные, почти семейные отношения. И извлекал из этого немалую пользу. Жил, как уже было сказано в квартире второй (неофициальной) жены Лены. Ездил на машине О., жены номер один.

- На мне он ездит, на мне, а не на моей машине, - жаловалась порой подругам О.

- А ты позволяй больше, он тебя и вовсе заездит! - укоряли подруги.

Но укоряли без особого пыла, по обязанности, потому что меж собой давно уже порешили: в кои-то веки О. счастье улыбнулось, поимела такого мужика, красивого, талантливого да еще и моложе ее чуть не на пять лет, так нечего теперь ныть из-за старой "восьмерки". Могла бы и вовсе оставить ее красавцу-мужу, себе купила бы "Оку" - и хватит с нее.

Когда безлошадной О. самой требовалось куда-нибудь поехать, она долго собиралась с духом, прежде чем робко попросить Виктора подогнать автомобиль к подъезду конторы. И он почти сразу, после третьего звонка, подгонял. И счастливые подруги наблюдали из окна, как он подъезжает, паркуется, как снисходительно выходит из машины и протягивает О. ключи, - и та робко, словно провинившаяся, их принимает. И долго-долго смотрит вслед уходящему пешком бывшему мужу: как все-таки хорош, сволочь, как красиво ножку ставит, как раздвигает толпу кованым древнегреческим плечиком... постричься вот только не мешало бы, совсем Мария за мужем не следит, надо позвонить, напомнить...

И только когда высокая фигура растворялась в летнем мареве, переводила взгляд на автомобиль - всегда, даже в летнюю сушь, заляпанный грязью по самые стекла, зачастую помятый - и уж непременно с последним литром бензина в баке. О. покорно вздыхала, садилась на продавленное сиденье, еще хранящее родное мужнее тепло, и ехала - на заправку, на мойку, в автосервис... И потом, отъездив по своим делам, сама звонила и предлагала Виктору забрать вымытую и отремонтированную машину, "забыв" в бардачке пару пачек любимых сигарет Виктора "Мальборо".

9

Все то лето - последнее мирное лето в жизни шестерых людей, о которых я рассказываю, Виктор жил на даче Лены, жены номер два, и жил не один, а с Машей, женой номер три.

Когда-то Виктор и Маша вместе пришли работать в фирму: он дизайнером, она редактором - и продолжали там работать бок о бок, уже расписанные. Наивная Маша полагала, что это последний брак Виктора, его последняя пристань. Когда она говорила об этом, Виктор не возражал, но как-то оценивающе оглядывал жену, словно прикидывал, достаточно ли глубока вода у пристани для такого корабля, как он, и, не сказав ни слова, иронически хмыкал.

Время от времени они капитально ссорились, Маша писала (но не подавала) заявление на развод, съезжала с детьми (у них было двое близнецов, оба мальчики) к своей матери, и примерно с неделю они с Виктором на работе демонстративно не замечали друг друга. Потом заключали перемирие и уходили с работы вместе, даже не считая нужным скрывать от коллег, что намереваются устроить очередной "прощальный пересып".

- Почему "прощальный"? - спрашивал обычно кто-нибудь из новичков.

- Да потому, что они каждый раз решают, что это будет в последний раз: "Переспим, попрощаемся и разойдемся". И каждый раз после пересыпа мирятся и живут дальше как ни в чем не бывало.

В то лето, когда они жили на Лениной даче, Алексей Михайлович приезжал к ним в гости: иногда с Викторией, но чаще с Натальей. Нравственность Натальи, женщины молодой, но скорее консервативной, чем стремящейся во что бы то ни стало обогнать прогресс, была подвергнута разного рода испытаниям, как то совместные купания голышом, общая, без разбору по полам, баня, непередаваемая легкость в отношениях между святой троицей - Алексей Михайлович, Маша и Виктор, - затягивающая и непривычную Наталью в жернова не то свингерства, о коем она до тех пор не имела понятия, не то легкого дачного свинства - с необременительными, но провокационными просьбами Маши натереть спинку кремом для загара или помассировать усталые плечики, обращенными к Алексею Михайловичу, или и вовсе отчаянным предложением Виктора пойти искупаться вдвоем, поскольку "эти двое уже ни на что не годятся, слишком много выпили, а мы с тобой, мать, еще ого-го и вполне свободно можем при луне..."

Что именно "свободно можем" и при луне - не уточнялось, но в любом случае не было у Виктора никаких шансов ни при луне, ни при солнце. Солнцем, вокруг которого печально и с некоторой натугой, поскрипывая на оси, вращалась Наталья, был Алексей Михайлович - и в его присутствии она луны не замечала. А когда его - ее солнца, ее единственного и неповторимого, - не было на небосклоне, не замечала вообще течения жизни, мысленно углубленная в свои непростые с Алексеем Михайловичем отношения. В эти минуты она походила на математика, пытающегося решить уравнение, которое в принципе не имеет решения. Или, скорее, неравенство - ибо равенства между ними не было никакого. Возможно, какой-нибудь неосторожный, легкомысленный шаг с ее стороны мог бы неожиданным образом их с Алексеем Михайловичем уравнять, поставить на одну доску, а возможно - сорвало бы бедную Наталью с орбиты и забросило в холодную космическую пустоту, откуда солнце гляделось бы звездой четвертой величины.

Слишком нелегко, с кровью, достался ей брак с Алексеем Михайловичем, и резать по живому ради минутного удовольствия она не хотела. Достаточно того, что она терпела его панибратство с Машей, которое, однако, быстро сошло на нет, едва Виктор догадался о чувствах гостьи.

Именно Виктор приструнил жену и свел ее отношения с Алексеем Михайловичем к безобидному минимуму. Он, в сущности, был очень неглупый человек, хоть и вел себя порой легкомысленно, и многое знал о чужих семейных и любовных тайнах, и многое в них понимал. К отношениям Алексея Михайловича с Викторией он относился с сочувствием - однако сочувствовал больше Наталье, чем Алексею Михайловичу и Виктории, полагая что тем двоим особо сочувствовать нечего, сами захотели именно таких, давно, в сущности, выдохшихся отношений, а вот Наталье, как она ни бодрится, все равно тяжело. У Виктора вообще была развита способность сочувствовать скорее правильным женщинам, тем, которые честно тянут изо дня в день свой хомут, не помышляя о легких развлечениях на стороне, и Наталья с удивлением обнаружила в этом легкомысленном бабнике, каковым привыкла его считать, внимательного и понимающего собеседника.