Убийца сейчас on-line - Татьяна Ефремова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Никогда! – с чувством прошептала я, не открывая глаз, – никогда больше не буду пить пиво после коньяка! Торжественно обещаю!»
Этой клятвой самой себе мне удалось немножко утихомирить совесть. Теперь нужно что-то сделать с головной болью, и можно попробовать жить дальше.
Тут я, наконец, осознала, что кроме гудящей головы, мне мешает что-то еще. А вот что именно? Я сосредоточилась изо всех сил.
Храп! Точно, мне мешает посторонний храп! Видно, муж опять спит на спине и храпит в свое удовольствие, совершенно наплевав на мое самочувствие.
Я уже протянула руку, чтобы его разбудить и рассказать подробно, что я о нем думаю, как вдруг вспомнила, что мужа-то никакого у меня теперь нет.
Нет у меня мужа, а значит и храпеть рядом со мной некому.
Вариантов два. Первый: это галлюцинация, и значит, плохи мои дела – налицо изменения личности, вызванные алкоголем. Сначала звуки, которых быть не может, а потом, глядишь, и до чертей дойдет.
Второй вариант был ничуть не лучше первого: налицо картина моего полного нравственного разложения. Храпит у меня под боком не законный муж (которого нет), а совершенно посторонний, а главное – о ужас! – малознакомый мужик, непонятно как оказавшийся в моей постели.
Оба эти варианта мне решительно не нравились, а третьего я придумать не могла.
Решив не щадить себя и идти до конца, пошарила руками справа и слева от себя в надежде наткнуться на источник храпа.
Ни справа, ни слева никого не было. Я лежала на своем диване одна, к тому же в джинсах и майке. Значит, за мой моральный облик можно не беспокоиться.
А вот с психическим здоровьем не все так гладко!
Звуки никуда не исчезли, а их источник не обнаружен. Неужели и правда галлюцинации?
Я открыла глаза. Храп как будто стал громче. Это что же получается, я и глазами слышу? Ерунда какая!
Потом мне показалось, что звук идет из противоположного угла комнаты. Бережно придерживая руками голову, я села и вгляделась в подозрительный угол.
Мама дорогая! Лучше бы я сегодня совсем не просыпалась!
На узком матрасе, брошенном на пол, укрывшись моим любимым рыжим пледом, спал сном храпящего младенца старший оперуполномоченный Захаров.
Я зажмурилась, сосчитала до десяти и снова открыла глаза.
Спящий опер глубоко вздохнул и перестал храпеть. Но не проснулся. Так и лежал безмятежно в рыжем коконе.
Я на цыпочках пробралась мимо него на кухню и схватила телефон. Так как сама я явно тронулась – а иначе, как в моем доме мог появиться крайне неприятный мне тип, да еще и спать под моим любимым пледом? – мне просто необходимо поговорить с кем-то здравомыслящим. С Маришей. Тем более, она сможет рассказать, чем закончился для меня вчерашний вечер.
Судя по голосу, Мариша чувствовала себя не лучше моего.
– Маришка, чего вчера было? – Я прикрывала трубку рукой и поминутно оглядывалась на дверь в комнату.
– Слушай, мне так плохо. Зря мы вчера стали пиво пить.
– Зря! И коньяк тоже зря. И вообще, пить вредно. Ты расскажи, что вчера было, а то я не помню ничего.
– Совсем ничего? – Мариша упорно не проявляла ко мне должного интереса.
– Почти. Помню, как на набережной орали, как Леша пришел и нас с собой увел. Димыча этого противного помню.
– Ничего он не противный. Нормальный мужик.
– С каких это пор?
– Со вчерашнего дня. Ты же сама сказала, что насчет него ошибалась.
– Не могла я такого сказать! Мариша, ты что? Он же меня выгнал и слушать не стал, когда я к нему со своими проблемами пришла. Не может он быть нормальным!
– Так он же извинился за тот случай. При свидетелях.
– При каких свидетелях?
– Ну, при нас с Лешей. Сказал, что вот, при свидетелях просит у тебя прощения.
– А я? – поверить в Маришин рассказ у меня никак не получалось.
– А ты его простила. Тоже при свидетелях. Короче, вы с ним помирились и даже хором под караоке пели.
– Чего?! – это уже ни в какие ворота не лезло.
– «Владимирский централ», – Мариша не поняла моего вопля и решила, что меня интересуют исключительно репертуарные подробности. – Вам даже хлопали.
– Кошмар!
– Почему кошмар? Вы здорово пели. И смотрелись вместе очень даже ничего. Мы вообще решили, что вы друг другу понравились.
– А о чем мы говорили? – попыталась я направить разговор в другое русло.
– А мы все решили, что Лариска у нас супер-шпионка, и ее спецслужбы похитили. Или конкурирующие бандиты. А Коненко убили, чтобы не мешал похищать. А Димка говорил, что мы идиоты, и чтобы не лезли со своими дурацкими версиями. Он думает, что Коненко кто-то из своих убил, и Ларка здесь ни при чем.
– А с чего мы решили, что она шпионка?
– Так это Димка и придумал. А потом не захотел эту версию проверять. Сказал, что у него компаньоны убитого скоро расколются и безо всяких спецслужб.
Да уж, понять Маришу и трезвому человеку порой непросто, а уж в моем сегодняшнем состоянии и пытаться нечего.
Ладно, сменим тему.
– Мариша, – я перешла на шепот. – Я не помню ничего, представляешь! Просыпаюсь, а у меня в комнате этот Димыч спит.
– Ну вот! Я же говорю, вы друг другу понравились.
– Да не в том смысле, балда! Он на полу дрыхнет, в одиночестве.
– Странно, а мне показалось…
– Мариша, – перебила я подругу, – мало ли, что тебе показалось. Как он вообще у меня оказался?
– Вот этого я не знаю. Я раньше всех ушла – за мной Костя приехал. Ну и… увез меня, короче. А вы втроем оставались. Так что, как он у тебя оказался, ты сама вспоминай.
– Доброе утро! – Димыч возник у меня за спиной совершенно бесшумно.
– Я тебе перезвоню, – пообещала я Марише и, обернувшись, уставилась на своего неожиданного гостя.
– У тебя таблетка какая-нибудь от головы есть? – без всяких предисловий поинтересовался он.
– Аспирин.
– Давай. А еда какая-нибудь имеется? – Димыч явно не собирался стесняться.
– С едой похуже. Могу предложить яичницу, – я подумала и решила проявить гостеприимство, – с колбасой.
– Пойдет, – одобрил Димыч. Сграбастал выданные мной таблетки и завертел головой в поисках стакана.
На моей кухне он чувствовал себя едва ли не уверенней, чем я. А может, он относится к числу тех счастливых людей, которые не тушуются ни при каких обстоятельствах?
Я тоже проглотила пару таблеток и начала готовить обещанную яичницу. При этом украдкой поглядывала на Димыча, пытаясь по его поведению определить, какие же теперь нас связывают отношения.