Убийца ее мужа - Валерий Ефремов

– Да, приходили люди – кажется, из прокуратуры. Но в тот момент никакие контакты с больным были невозможны. Он еще пребывал в шоке. Не столько в болевом, сколько, я сказал бы, в психологическом.

– А сейчас с ним можно поговорить хотя бы пять минут?

Врач пожал плечами.

– Посмотрим на его состояние… Вот, кстати, и его палата.

Но зайти в нее ни эскулапу, ни сыщику не удалось. Перед дверью, буквально как из-под земли, выросла девица в белом халате.

– Вы кто такой? – грозно вопросила она капитана. – Опять из этих, из органов?

Дмитрий Бороздин, человек в общем-то не робкого десятка, невольно сделал шаг назад и не сразу нашелся что ответить.

– Я – старший оперуполномоченный управления внутренних дел капитан Бороздин. И пришел сюда исполнить свой служебный долг. В данный момент я расследую двойное убийство.

Злобная девица, напоминавшая всем своим обликом и поведением мифическую фурию, произвела на капитана такое сильное впечатление, что он представился с вовсе не свойственным ему пафосом.

– Нечего тут расследовать! – крикливо и одновременно зловеще вещала «фурия». – Убийца давно известна – это Аза Арзаева. Она заявилась к нам глубокой ночью, сама во всем призналась и попросила у нас убежища. А когда я, как сознательная гражданка, стала набирать номер милиции, она обварила голову Федора Филипповича кипятком, а меня пыталась застрелить. Я едва унесла ноги!

– В котором часу это было? – осторожно спросил капитан.

– Откуда мне знать! – взревела Милочка. – Я же сказала, была глубокая ночь! Какой, однако, бестолковый народ служит в наших так называемых правоохранительных органах! Чему же удивляться, что убийца разгуливает на свободе, а бедный пострадавший, – тут она всхлипнула и кивнула на дверь палаты, – находится, можно сказать, при последнем издыхании.

И девица трижды истово перекрестилась.

Старший оперуполномоченный как человек, привыкший реально оценивать ситуацию, понял, что в палату к Малкову ему сейчас не попасть. Если только применить физическую силу. Но необходимости в этом он не видел. «Фурия» и так дала массу полезной информации, а с Малковым можно будет поговорить и в более удобное время.

– Спасибо, вы очень помогли следствию, – максимально серьезным и благожелательным тоном сказал Бороздин, и хотя, конечно, понимал, кто перед ним стоит, подбоченившись, профессиональная педантичность заставила его произнести следующую фразу: – Простите, но я до сих пор не знаю, кому обязан столь ценной информацией.

– Меня зовут Людмила Силкина. – И тут, будто впервые разглядела собеседника как следует, она кокетливо добавила: – Можно просто Милочка.

…Когда капитан покинул «Склиф», было полдевятого вечера. Еще не поздно было бы нанести визит Ольге Агаповой.

Дмитрий набрал телефонный номер Сергея Колодкова, но трубку никто не поднял. Капитан по опыту знал, что и на мобильный старшего лейтенанта вечером звонить бесполезно: оперуполномоченный всегда по окончании рабочего дня отключался, оберегая свою личную жизнь от внезапных вызовов на службу. А без его помощи девушку не расколоть, констатировал Бороздин, вздохнул и направился домой с одной только мыслью: побыстрее добраться до кровати.

4

Петр Максимович Малахов пришел домой поздним утром. После вчерашней многочасовой попойки страшно трещала голова и покалывало в груди. Давненько он так плотно не прикладывался к рюмке и правильно делал – не для его лет подобные развлечения, здоровьишко уже не то.

Заглянул в комнату молодой жены, хотел попросить таблеток «от сердца», но ее дома не оказалось: надо думать, ушла на работу.

Пошарил в домашней аптечке, но валидола не нашел. Но ничего: и раньше прихватывало, да проходило, и сейчас, даст Бог, полегчает само по себе.

И тут его взгляд остановился на кровати жены. Сверху, на желтом покрывале, лежал светло-коричневый с синими цветочками Анин халат.

Халат как халат, он и позавчера вечером точно так же лежал, когда жена ушла на свои ночные посиделки. Но в том-то и дело, что лежал именно так же! Он это точно помнит! Выходит, что вчера Анютка домой так и не заявлялась!

И у него еще сильнее закололо в груди. Старый, видавший виды жулик страстно, практически до безумия, любил свою молодую жену.

Он впервые приметил ее два года назад в палатке на муниципальном рынке: юная, деревенской внешности девушка торговала хлебом. К окошку, из которого она подавала покупателям буханки, батоны и булки с изюмом, было прикреплено объявление: Сниму комнату.

Девушка и сама выглядела как сдобная пышка. Свежая, румяная и, несмотря на юность, с буйными, будто рвущимися из-под одежды телесами.

Хозяина палатки, армянина Карена, он немного знал, даже заключал с ним иногда мелкие коммерческие сделки по золотишку.

«Карен, откуда девушка?» – спросил Петр Максимович с непривычным для себя волнением.

«Из какой-то Смоленской области, дорогой», – лениво процедил торговец, и Малахов сразу все для себя решил: он и сам был родом из тех мест.

«Комната-то ей нужна?» – Он кивнул на объявление.

Карен пристально взглянул на Петра Максимовича:

«Да ты никак запал на нее, дед!»

«А может, и так. Что с того?»

«Только для старого клиента: тыща баксов – и девка твоя».

Малахов вытаращил зрачки:

«Что она у тебя, рабыня?»

«Называй, как хочешь, но живет девица при мне».

«К тебе же супруга на днях приехала!» – продолжал изумляться Петр Максимович.

«Да в том-то и дело! А то и говорить с тобой было бы не о чем! Теперь надо девочку куда-то пристроить».

«И ты думаешь, у тебя ее кто-то за такие бабки купит? Да и сама она что, за себя не отвечает?»

«Паспорт Ани у меня, и деваться ей некуда, – рассудительно пояснил Карен. – А отдаю я тебе девку себе в убыток. Когда она стала работать в хлебной палатке, у меня продажи возросли на двадцать процентов. А к тебе она перейдет – у меня уже, конечно, работать не будет. Так что штука – справедливая цена».

Мало сказать, что Петр Максимович был по-крестьянски прижимист, – он являлся по-настоящему жадным человеком. Но тут скаредничать не стал. Так Анюта, как ее Малахов стал называть, оказалась, по сути, его собственностью.

Девушка приняла перемену в своей судьбе как данность, не выказывая при этом ни радости, ни сожаления. И когда он в первый раз залез к ней в кровать, восприняла это спокойно, опять-таки как должное. Вела себя в постели умело, не проявляла при этом личной инициативы, но и Петру Максимовичу ни в каких сексуальных действиях не отказывала.

Малахов был очень ею доволен и со временем уже не мыслил без нее своего существования.