Обжора-хохотун. История, рассказанная сэром Мелифаро - Макс Фрай

— Кактус зогги все время думает Черные Мысли.

Сэр Джуффин произнес эти слова так, чтобы у меня не осталось сомнений: не просто «черные мысли», а «Черные Мысли» с большой буквы.

— Когда какой-нибудь арварохский храбрец решает добыть кактус зогги, чтобы сделать из его игл каблуки для ритуальных башмаков, он идет в ближайшую пустыню, находит кактус, садится напротив и начинает думать свои Черные Мысли. Если мысли охотника оказываются чернее, кактус зогги какое-то время спустя утрачивает способность соображать. После этого его можно срезать, сунуть в мешок и отволочь домой. Но горе тому охотнику, чьи мысли недостаточно черны! Такого кактус рано или поздно одолеет. Мне рассказывали, что жертва зогги не просто умирает, но превращается в дым, цвет которого находится в прямой зависимости от личных качеств покойника. Облако дыма окутывает кактус и постепенно исчезает — считается, что зогги им питается, а проверить, как оно на самом деле, я до сих пор так и не собрался.

Вместо истории надо было изучать ботанику, подумал я. И ведь ни один гад не намекнул, что это так интересно! А вслух спросил:

— Должно быть, не слишком приятно держать в саду такое растение? И как с ним уживается ваш дворецкий? Неужели думает Черные Мысли с утра до вечера?

— С такой работой Кимпа, пожалуй, не справился бы, — признал сэр Джуффин. — К счастью, мне в голову пришла очень удачная идея: посадить кактус зогги возле зарослей фаумхайны. От такого соседства у кого хочешь характер исправится. Даже у меня вроде бы понемногу…

— Это вам только кажется, — твердо сказал сэр Кофа Йох.

— Вам — верю, — лучезарно улыбнулся сэр Джуффин. — Все к лучшему. Именно сейчас это было бы очень некстати.

— Пойду-ка я прогуляюсь до «Ландаландского корыта», — решил сэр Кофа. — С этими вашими новостями чуть пообедать не забыл.

Пока он говорил, лицо его стремительно старело и одновременно покрывалось загаром, а крупное тело каким-то удивительным образом съеживалось, так что и без того ужасное лоохи повисло на нем как мешок. Когда дело дошло до слова «забыл», перед нами стоял щупленький старичок, смуглый и румяный от регулярной работы на свежем воздухе, одетый примерно так, как одеваются небогатые фермеры, отправляясь в столицу, — тепло и добротно, по моде столетней давности, не позаботившись подогнать по росту отцовский, если не вовсе дедов выходной костюм. Перевоплощение было столь разительным, что я открыл рот, как деревенский простак на ярмарке, да так и стоял, пока он шествовал к выходу.

— Хорош, да? — подмигнул мне сэр Джуффин, после того как за старым фермером закрылась дверь.

— Не то слово, — выдохнул я. И тут же спросил: — А я тоже так научусь?

— Так? Вряд ли. Но это и необязательно, пока у нас есть Кофа. А он будет всегда, пока стоит этот Мир, уж поверь мне на слово. — И, не обращая внимания на мое разочарование, бодро продолжил: — Зато ты научишься массе других полезных вещей. Сейчас вернется сэр Шурф, и сразу приступите.

Обещание меня, мягко говоря, не вдохновило.

— К чему это мы приступим? — подозрительно спросил я.

— Как — к чему? К учебе. Я, конечно, давеча грозил завалить тебя работой, но по уму, прежде чем к ней приступить, ты все-таки должен уметь какие-то базовые вещи. Освоить Очевидную магию до… ну, не знаю, сороковой хотя бы ступени. Остальному научишься по ходу дела.

— Но при чем здесь сэр Шурф? — настойчиво спросил я, заранее холодея от будущего ответа.

— А кто, по-твоему, будет учить тебя всякой ерунде? — Сэр Джуффин ослепительно улыбнулся. — Я, что ли? Так мне, прости, недосуг.

— Знаете что, — сказал я. — Я, конечно, натворил вчера бед. Но вам это оказалось на руку. Давайте заключим честную сделку. Вы сейчас напишете приказ о моем изгнании. И, если так положено, проводите меня до границ Соединенного Королевства. А я, в свою очередь, дам вам честное слово, что не вернусь сюда в ближайшие сто лет. Ну или вообще никогда. Хотите?

— Не хочу, — спокойно сказал Джуффин. — И что гораздо важнее, ты тоже этого не хочешь. Ты хочешь работать в Тайном Сыске. То есть на самом деле ты хочешь изучать Очевидную магию, а работать в Тайном Сыске просто согласен, зато всем сердцем. Твой вчерашний прыжок на люстру посильнее дюжины подписанных кровью договоров будет. Поэтому не болтай ерунду. Что это на тебя нашло?

— Просто я думал, вы сами будете меня учить, — объяснил я. — А если… Короче, если не вы, то и не надо.

— То есть тебе настолько не нравится сэр Шурф? — В голосе шефа Тайного Сыска звучала искренняя, неподдельная радость человека, решившего сложнейшее уравнение.

— Настолько, — честно признался я. И наконец успокоился. Самое главное сказано. Сэр Джуффин — разумный человек. И теперь он, несомненно, пересмотрит свое решение. И все будет хорошо.

— Но это же просто прекрасно! — объявил так называемый «разумный человек». — На такую удачу я даже не рассчитывал.

За свою жизнь я привык иметь дело исключительно с собеседниками, чья логика становится мне очевидна прежде, чем они успевают закончить первую фразу. И, понятно, решил, что так будет всегда. И надо же было так влипнуть, что первым исключением из этого правила стал не какой-нибудь тихий, попахивающий безумием профессор математики, а сэр Джуффин Халли. Можно ли считать это везением, я сам до сих пор так и не понял.

А до какой степени я ничего не понимал в свой первый рабочий день — это и вовсе описать невозможно. Впрочем, второй, третий, четвертый и даже сто семьдесят девятый дни тоже не привнесли в мою жизнь блаженной ясности.

Но у меня было несгибаемое намерение понять хоть что-нибудь. И готовность заплатить за это любую цену. Например, задавать идиотские вопросы, не заботясь о том, сочтут ли меня дураком. Поэтому я вежливо попросил:

— Объясните, пожалуйста, что именно кажется вам прекрасным? И что вы называете удачей, на которую якобы не рассчитывали?

— Ну, по большому счету, прекрасен ты, сэр Мелифаро. Весь, целиком. Но в данном случае мне особенно нравится твоя неприязнь к сэру Шурфу. Скажу тебе больше, я подозреваю, что она взаимна, хоть и непросто в это поверить. Сэр Шурф, в отличие от тебя, никогда не позволит посторонним заметить, как он относится к тому или иному человеку. О том, чтобы он сказал это вслух, вообще речи быть не может. Но я знаю его не первый год. Он, можно сказать, вырос у меня на руках, так уж ему повезло. И готов биться об заклад, ты приводишь его в бешенство одним своим видом.

Его слова, надо сказать, здорово подняли мне настроение. Если я действительно привожу в бешенство этого дылду в белом, значит, он вовсе не смотрит на меня как на пустое место, а только притворяется. В высшей степени удачно притворяется, надо отдать ему должное. А все-таки.

— Ну вот, — с облегчением выдохнул я. — Вы и сами понимаете, что я у него ничему не научусь. Может быть, вы все-таки найдете время? Хоть полчаса в день? Я способный, все так говорят. Все на лету схватываю.