Я.Жизнь - Нина Опалько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семь секунд.
Из стаи исчезает сознание Генри из команды Марса. Начинается паника. Лайк гаркает на оставшихся, чтобы продолжали работу.
Восемь секунд.
Выбывают Чен, Бокс и Делл.
– Осталось две секунды! Держимся! – прикрикивает Лайк. Своим новоявленным альфа-чутьем он ощущает, что стая на грани того, чтобы разбежаться. Нет ничего хуже, чем не видеть нападающих. В глубоком дайве, сосредоточенные на коде, они не могут отвлечься и запросить данные камер. Им приходится держаться вслепую, не понимая, что происходит там, в реальном мире. Держаться, наступая на горло инстинктам, которые вопят о том, что надо сию секунду бежать, спасать свои шкуры. Но у них контракт на десять секунд. Две, осталось всего две до награды.
Девять секунд.
Рекордное выбывание сознаний. На участке Венеры остаются только Лайк и Стрелка, на Марсе – Плут и Генри. Титан удерживает один Гагарин. Лайк пытается переключиться и помочь ему, но тогда не удержит Стрелка. Гагарин оценивает ситуацию и запускает неоговоренный эксплойт. Генератор Титана выдает критическую ошибку. «Твою мать!».
Десять секунд.
Счетчик показывает вожделенную цифру. Им пора выходить из дайва и разбираться с реальностью, но Лайк не может уйти: генераторы Венеры и Марса успешно запустились, а Титан молчит. И все бы ничего, но это же Титан. Там Кристина, там Тея, там – его будущий дом. Неработающий генератор – катастрофа. Он не уйдет, пока его не поднимет.
– Сваливайте, – кричит он оставшимся в стае, – я сам закончу!
Плута и Генри не надо просить дважды. Они сразу отключаются.
Лайк уже шаманит на серверах Титана. Но, увидев, что не все вышли, обращается к ним:
– Вы чего ждете? Валите.
Гагарин упрямо заявляет:
– Это моя ошибка, я не могу уйти, пока не исправлю.
Стрелка тоже мгновенно отзывается:
– А мне совесть не позволит загубить колонию.
Нет времени спорить. Лайк опять переходит в стайный режим. И бросает все силы троицы на то, чтобы поднять генератор Титана, пока их не выкинуло вслед за остальными.
8.
21 декабря 2112 года
Центральный жилой модуль станции «Кассини», Титан
20 минут до запуска Солнета
– Тея, – раздается полузнакомый мужской голос из динамиков, – к тебе посетитель.
Посетитель? От неожиданности и радости девушка подскакивает на кровати. Она провела в карантине месяц, и за это время не видела никого, кроме врачей и медико-исследовательских ботов. Разве что один раз к переборке пустили Кристину, да и ту – под надзором и всего на две минуты.
– Напомню правила, – продолжает голос, и Тея закатывает глаза: будто она их знает, – к переборке не подходить ближе, чем на метр. Не провоцировать посетителя на сближение. Все переговоры записываются.
Голос замолкает, а Тею окутывает облако раздражения. С ней обращаются не как с заболевшим членом команды, а как с опасной заразой, которая по злому намерению и с коварным умыслом пробралась в колонию, чтобы уничтожить тут все живое. Как отвратительно, как непохоже на семейный дух «Кассини», что пленил ее с первой же недели жизни в колонии. Каждый здесь, как и она сама, был увлечен наукой, захвачен духом исследований. Они делали общее дело. И не просто дело, а знаковую работу, которая однажды войдет в историю. И вот на тебе. Стоило один раз вляпаться – и от нее бегут, как от чумы.
А за последнюю неделю даже Ларионов заглядывал к ней всего однажды, и еще один раз – его помощник. Ей начало казаться, что в шумихе перед запуском все о ней позабыли. Эх, запуск. Как она раньше ждала этого момента. Большое празднование, неформальная атмосфера, и, как вишенка на торте – доступ к Сети. Единое пространство с Землей. Даже с Марсом и с Венерой. Свободный обмен данными с другими археологами, доступ ко всем аналогичным исследованиям, да и ко всей информации человечества. Какой простор для исследований! Только вот что теперь исследовать? Ее предполагаемый триумф обернулся полным крахом. И – вот оно, вот что бесит больше всего – ей даже не говорят, что там с «ящиком». Как будто это не она его нашла, будто не ее настойчивость открыла этот артефакт. Банальное любопытство смешивается с зудом исследователя, проблема только в том, что она теперь сама – объект исследования. И, что гаже первого, про этот объект ей тоже ничего не известно. Ей становится лучше, это факт. Но чем она болела? Что за дрянь была там в ящике? И что с Мишкой?
Ее размышление прерывает изменение комнаты. Тея понимает, что сейчас будут гости, потому что переборка медицинского блока для «психически нестабильных пациентов» – оборудованный блок карантина на «Кассини» так и не стали строить, чего тратиться, когда в колонии должны быть одни бионики – становится прозрачной, как стекло. А вот и посетитель. Надо же, легок на помине!
– Привет, мелкая! – улыбается он во весь рот, и эта улыбка сейчас сияет для нее ярче тысячи солнц. – Я принес тебе булок, но их забрали на экспертизу. Надеюсь, когда их проверят, они не успеют зачерстветь до состояния марсианских камней. А еще надеюсь на совесть и силу воли лаборанток – не так просто расстаться с этим сокровищем.
– Хорошие булки? – с усмешкой спрашивает Тея, хотя на самом деле хочет спросить совсем о другом.
– Отличные, с последней поставки. Вчера была. Еле урвал. Они с корицей и сахаром, на них очередь стояла.
Губы девушки расплываются в теплой улыбке. Он помнит ее любимые булочки. И отстоял очередь, чтобы их взять. И это в мире, где все можно получить по одному клик-усилию мысли. А еще он сейчас должен быть в главном зале, праздновать и вместе со всеми ждать запуска Солнета, но стоит здесь, уткнувшись в переборку. Она так много хочет сказать, о столь многом спросить. А выходит только корявое:
– Ты как здесь?
– Подкуп. Шантаж. Угрозы. Булочки, – последнее он добавляет уже со смехом.
– Ты разве не должен праздновать вместе с другими?
– Правда думаешь, что я смогу веселиться, когда ты сидишь тут, как хомячок в трехлитровой банке?
– В трехлитровой банке?
– А, не обращай внимания, это из классической литературы, – вдруг краснеет Мишка и резко возвращает разговор в прежнее русло, – В общем, я был уверен, что ты обо мне лучшего мнения.
– Будто это сделало бы тебя плохим человеком! Вон, Кристинка празднует – и ничего, я на нее не злюсь.
– У твоей сестры есть уважительная причина.
Тея столь красноречиво превращается в