Ночь ошибок - Марлен Сьюзон

Она ускорила шаг, пытаясь оторваться от него, но Деймон не отставал. У него мелькнула печальная мысль, что ему еще придется пожалеть о том, что Лили ведет себя совсем не так, как он ожидал.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое! – ледяным тоном произнесла она. – У меня нет ни малейшего желания гулять с «королем гримерных»!

Деймон вздрогнул. Он ненавидел это прозвище, хотя не мог отрицать, что извлекает из него определенную выгоду. Актриса, замеченная лордом Хокхерстом, сразу же получала известность, и поэтому тщеславные женщины всеми силами добивались его внимания. В настоящее время Деймону крайне редко приходилось прилагать усилия, чтобы завоевать сердце актрисы, возбудившей его интерес. Гораздо чаще они сами падали в его объятия, словно перезрелые персики.

– Вы не хотите со мной гулять только потому, что я не «просто мистер Сент-Клер», а лорд Хокхерст? – уточнил он.

– Я вообще с трудом могу поверить, что вы – лорд Хокхерст! – запальчиво воскликнула Лили.

– Что же в этом такого трудного?

– В вас нет ни красоты, ни обаяния, – раздраженно бросила она, – а одеваетесь вы, как сельский священник.

Да, Лили уж точно не перезрелый персик!

– Как вы любезны, – грустно усмехнулся Деймон. – Извините, что так сильно разочаровал вас.

Тем временем они вышли на Куинз-сквер. Их шаг был настолько быстр, что они обгоняли некоторые лениво катящиеся экипажи.

– Ваш аллюр сделал бы честь участникам скачек в Аскоте, – насмешливо заметил уязвленный Деймон.

– Если я иду слишком быстро для вас…

– Ни одна женщина еще не оказывалась слишком быстрой для меня, – все так же насмешливо заметил он. – Вспомните, кто я такой!

Лили вспыхнула:

– Какого вы с Эдвардом низкого обо мне мнения! Как вы могли подумать, что я брошусь вам на шею из-за какого-то титула?

Хокхерст скривил губы. Еще ни один человек – ни мужчина, ни женщина – не отзывался столь пренебрежительно о графском титуле, заветной мечте многих.

– Однако большинство женщин на вашем месте охотно бросились бы мне на шею.

– Тщеславный ловелас!

– Прошу заметить, не настолько тщеславный, чтобы считать, что приманкой являюсь я сам, а не мой титул. Если же этого оказывается недостаточно, завоевать расположение женщины мне обычно помогает огромное состояние.

– Я уже вам говорила, что далеко не каждая женщина продается!

Никогда прежде Хокхерсту не доводилось встречать женщину, у которой его титул и богатство вызывали бы острую неприязнь, и он очень сомневался, что на этот раз дело обстоит иначе. В конце концов, Лили – актриса. Однако, если она только играет, во имя всего святого, какой же может быть у нее мотив?

Они продолжали идти так быстро, что многие провожали их недоуменными взглядами.

– Повторяю, – прошипела Лили, – я не желаю гулять с вами.

– А вы и не гуляете. Это я иду с вами, и вы только напрасно запыхаетесь, стараясь сбежать от меня. Вы вышли на прогулку под моей защитой, и под моей защитой вы возвратитесь домой.

– Я никогда не буду находиться под вашей защитой!

Деймон чуть приподнял бровь:

– Лили, никогда – это ведь так долго!

Его ирония еще больше разозлила ее. Резко развернувшись, Лили перешла на противоположную сторону улицы, и кучеру, не ожидавшему столь неосмотрительного поступка, пришлось натянуть поводья, останавливая несущихся лошадей. Он во всеуслышание в весьма нелицеприятных выражениях высказал все, что думает про эту сумасшедшую.

Хокхерст схватил Лили за руку:

– Осторожнее! Или вы решили покончить с собой?

Она пропустила его вопрос мимо ушей.

– Вы неисправимо самоуверенны, милорд. Похоже, вы полагаете, что перед вами не устоит ни одна актриса.

Деймон осмотрительно удержался от замечания, что до сих пор это удавалось очень немногим. И вообще он решил помолчать до тех пор, пока они не придут к Лили домой, где можно будет поговорить без посторонних.

У дверей своего дома Лили, обернувшись, произнесла ледяным тоном:

– Всего хорошего, милорд!

– Ничего хорошего я не вижу, – печально отозвался Деймон.

Предвосхитив ее попытку распроститься с ним, он быстро шагнул мимо нее и, открыв дверь, вошел в крошечную прихожую.

– Вы от меня так просто не отделаетесь, – сказал Деймон, поворачиваясь к Лили.

– Я не желаю вас здесь видеть! Ваше самомнение просто невыносимо!

– Самомнение тут ни при чем. Я всего лишь решительно настроен обсудить с вами наедине, почему вы так разгневаны.

– Потому что вы обманули меня, скрыв свое имя.

Лили вошла в дом. Протянув руку, Деймон закрыл дверь на улицу. Они повернулись друг к другу, зажатые в тесной прихожей.

– Подумать только, я наивно полагала, что вы не знакомы с тем, какие игры ведутся за кулисами! – воскликнула Лили. – А вы оказались самым искушенным игроком.

– Мне почему-то кажется, что ваши слова не являются комплиментом, – сухо заметил он.

Сказать по правде, ему давным-давно надоели эти игры. Теперь у него очень редко просыпался интерес к какой-нибудь актрисе. Однако возросшая избирательность Хокхерста лишь усиливала стремление честолюбивых женщин завладеть им, хотя бы и ненадолго.

Теснота прихожей вынуждала их стоять совсем близко, и Деймон снова уловил исходящий от Лили легкий аромат шиповника. Ее глаза метали изумрудно-зеленые молнии. Она была восхитительно прекрасна, и Хокхерст изнывал от вожделения. Он дал себе мысленно клятву, что обязательно добьется любви этой женщины.

Лили всматривалась в суровое лицо с резкими чертами. Боже милостивый, и она приняла этого человека за провинциального дворянина! Больше того, доверилась ему! Внезапно молодая женщина вспомнила свои откровения, поведанные Хокхерсту вчера вечером, и краска стыда залила ее щеки. Поверив в доброту и понимание, она даже призналась в том, что у нее нет мужа. Вероятно, Хокхерст ждет не дождется, когда сможет открыть этот обман ее ухажерам.

– В каком еще смертном грехе вы меня обвиняете? – спросил Деймон, заметив, как изменилось выражение ее лица.

Лили попыталась отстраниться от него, но в крохотной прихожей было слишком тесно, и она сразу же наткнулась спиной на трюмо.

Деймон решительно и в то же время на удивление нежно схватил ее за руку:

– Говорите.

– Я доверилась вам. Поверила тайну, которую не открывала никому другому.

– Да, – тихо сказал он, – вы оказали мне такую честь.