Адора - Бертрис Смолл

Ирина пыталась успокоить госпожу, говоря, что сыновья всегда рано отдаляются от матерей и что это им только на пользу: чтобы стать настоящими мужчинами, они должны рано научиться принимать решения и отвечать за свои поступки.

Так прошло несколько недель. Однажды вечером Александр зашел в спальню Феодоры, в руке у него была коробка с шахматами.

— Я пришел сыграть с вами, госпожа, — сказал он, кладя шахматы на небольшой столик.

— Откуда вы знаете, что я умею играть? — спросила она с улыбкой, ибо поняла, что Александр поймал ее: в ту ночь Ирина не должна была ночевать в ее спальне.

— Вы — дочь человека, который обожал эту игру; не мог же он не научить вас играть в нее. К тому же я очень удивлюсь, если вы, с вашим логическим складом ума, не практиковались в шахматах, живя в Турции. Там эта игра в большом почете!

— А если все-таки я не умею в нее играть?

— Тогда мне придется научить вас.

— Что ж, сознаюсь — я и вправду люблю шахматы. Вы, Александр, расставляйте фигуры, я сейчас прикажу принести нам вина и пирожных.

Но он разгадал уловку Феодоры.

— Конечно, распорядитесь, — с улыбкой сказал он, — но только, прошу вас, не зовите на помощь служанок, а то я подумаю, что вы настолько плохо играете, что не надеетесь обыграть меня в одиночку и зовете подмогу. Пусть прислуга принесет хоть зажаренного слона, но прошу вас, пусть она потом уйдет. Разрешите мне хоть сегодняшний вечер побыть с вами наедине.

Александр доставал из коробки шахматные фигуры, расставлял их на доске, и Феодора поразилась, с каким искусством они сделаны. Каждая фигурка была аккуратно вырезана и покрыта тончайшей резьбой. Выделанные из кораллов белые фигуры резко контрастировали с черными, сделанными из оникса.

Александр довольно легко обыграл Феодору в первой партии, но уже во второй она доказала ему, что он не зря считает ее умной женщиной. Эта партия продолжалась очень долго, и в конечном итоге Александр сдался.

— Скажи, ты просто оценивала меня, когда мы играли первую партию? — спросил он смеясь, как бы невзначай перестав обращаться к ней с преувеличенной почтительностью.

— Должна же я была изучить своего противника. — Она вложила в свои слова двойной смысл, и Александр не мог не заметить этого.

— Я никогда не был противником красивых, соблазнительных женщин, — сказал он полушутя.

Феодоре вдруг захотелось подразнить вожака пиратов:

— Так ты и не являешься моим противником: ты — проигравший. Если ты продолжишь играть со мной и даже будешь очень стараться, все равно у тебя ничего не получится. Я уже изучила твою манеру игры и могу сказать, что выиграю у тебя всегда.

Александр смотрел на Феодору с неподдельным восхищением:

— Ты сейчас говоришь как настоящая римская императрица. Не современной Римской империи, а древней, той, что покорила весь мир.

— Я не пойму тебя, Александр, — то ли ты восхищаешься мной, то ли смеешься.

— Я преклоняюсь перед тобой. Я родился в Греции, я там любил женщин с высоким интеллектом — мне всегда было интересно с ними. Но потом я долго жил на Востоке и могу сказать, что мне нравится азиатский тип женщин: они созданы только для физических наслаждений и пробуждают в мужчине не восхищение, а желание. Ты же соединяешь в себе оба этих типа. Ты очень умна и очень обольстительна. Вот сейчас я восхищаюсь твоим умом, но в то же время хочу твое тело. Мне иногда кажется, что твой ум живет отдельно от твоей плоти; она создана для того, чтобы всецело принадлежать мужчине, а ум твой, наоборот, чтобы все принадлежали и поклонялись тебе. Твой ум — император, а тело — рабыня. Прости, если сказал лишнее.

— Мне не на что обижаться. Ты сказал то, что есть на самом деле.

Феодора видела, что Александр не на шутку взволнован таким ходом разговора; ей было приятно чувствовать свою власть над этим независимым человеком, и она не хотела прекращать эту необычную беседу.

— Ответь мне на один вопрос, госпожа: не хотела бы ты изменить свою жизнь? Не надоел ли тебе этот султанский гарем, где ты вынуждена проводить время среди янычар и глупых женщин, которых часто твой муж предпочитает тебе?

— Во-первых, это два вопроса. Во-вторых, вся моя жизнь теперь — это мой сын. В-третьих, что я могу изменить своим хотением?

— Но, что ты будешь делать, когда у тебя отберут твоего сына?

Феодора вздрогнула. Александр коснулся вопроса, над которым она сама ломала голову.

— Я не знаю… надеюсь, султан Орхан разрешит мне жить вместе с Халилом, хотя, конечно, воспитанием его я заниматься не смогу. Если честно, — добавила она после секундного замешательства, — я думаю, что мне не позволят жить вместе с сыном, но я надеюсь…

— Ты правильно думаешь. Мальчику уже почти семь, и пора передавать его воспитание в руки мужчине. Вспомни, о Древней Спарте именно в семь лет мальчиков отбирали у матерей и воспитывали в особых мужских школах. Пойми, твоя опека сейчас может только навредить Халилу.

Феодора опустила голову. Она понимала, что Александр прав, и ничего не могла возразить ему.

— Госпожа моя, — прервал ее размышления Александр, — зачем тебе возвращаться к мужу, который тебя не любит? Останься здесь, со мной, — его глаза сверкнули, — я люблю тебя и сделаю все для того, чтобы ты была со мной счастлива!

Феодора улыбнулась, было видно, что признание Александра ей приятно.

— Спасибо тебе за такое неожиданное предложение, — сказала она. — Но ты не подумал об одной вещи. Если я останусь у тебя, ты можешь лишиться не только всех средств к существованию, но и самой жизни. Султан никогда не простит такого оскорбления.

Она взглянула на него и увидела на лице этого гордого человека слезы!

— Можно я приду к тебе опять поиграть с тобой в шахматы? — тихим голосом спросил он. Она кивнула в знак согласия:

— Конечно, приходи.

— Тогда я оставлю шахматы здесь, — сказал он и ушел.

Оставшись одна, Феодора долго сидела не двигаясь. Сердце ее бешено стучало. «Он и вправду хочет, чтобы я осталась у него в доме. Он готов был пойти на конфликт с одним из могущественных государей в мире ради того, чтобы я осталась с ним. Он любит меня не как султанскую жену или византийскую принцессу, а как обыкновенную женщину. Зная, что это безумие, он готов пожертвовать всем ради своей любви», — думала она.

Она почувствовала, как мурашки пробежали по ее телу; она не привыкла к тому, что в мире, где на первое место в жизни все люди ставят власть, можно так любить. И она, Феодора Кантакузин, принцесса Византийской империи, жена турецкого султана, мать наследника, может быть, даже двух престолов — византийского и турецкого, была счастлива, что столь сильное чувство испытывали к ней, а не к кому-то другому.

На следующий вечер Александр не пришел. Она уже подумала, что больше он не придет никогда, но по прошествии еще одного дня, когда солнце почти скрылось за горизонтом, дверь в ее спальню отворилась и вошел Александр.