Валентина. Тайные желания - Ноэль Гаррисон

Наконец Леонардо выдвигает последний ящик.

– Здесь мы храним предметы, которые используются при сценарии с легким связыванием, – говорит он, выразительно посматривая на нее.

Она догадывается, что он хочет увидеть ее реакцию, и делает каменное лицо. Она чувствует себя глупо из-за собственной невежественности и не хочет снова себя выдать. Однако, заглянув внутрь, ничего неожиданного не обнаруживает. Обычные приспособления для связывания: несколько наборов серебряных цепей со звеньями разной толщины, шелковые галстуки, веревка, повязки для глаз из разного материала, наручники и кляп в виде шарика.

– К примеру, – Леонардо выуживает цепь и, держа ее на кончиках пальцев, подходит к одной из балок под потолком, перебрасывает через нее цепь и соединяет оба конца снизу. – Человека можно приковать так. – Он оборачивает цепь вокруг вертикального столба и прислоняется к нему спиной. – Или же обвязать цепью вот так.

Он ловит ее взгляд, и она невольно представляет себя прикованной к одному из этих столбов. Какое-то время царит напряженная тишина, потом он швыряет цепь на пол, берет наручники и, покрутив в руках, бросает ей. Хочешь не хочешь ей приходится их поймать.

– Наручниками можно приковывать к кровати… Или к столу… Есть масса вариантов.

Он проходит мимо стола и ведет по нему рукой. Валентина замечает, какие у него длинные и тонкие пальцы. Невольно в голову лезут мысли о том, на что они способны.

– Эта комната может превращаться в место воплощения фантазий. Или, – добавляет он, открывая дверцы в стене, за которыми оказывается нечто вроде чулана, – она может быть кабинетом врача, возможно, стоматолога.

Он выкатывает из чулана смотровое кресло и, заметив, что она ошарашена, усмехается:

– Прошу. Садитесь.

Она колеблется, крепко сжимая наручники.

– Не волнуйтесь, я ничего делать не буду.

Валентина пожимает плечами, смущаясь своей робости, потом подходит и забирается в кресло.

– Откиньтесь на спинку, – говорит Леонардо. – Расслабьтесь. – И в голосе она слышит нотки веселья, когда он нажимает кнопку сбоку, и кресло отклоняется назад, точно как в кабинете стоматолога.

– Теперь, вы сами видите, на этой штуке вас можно связать, и существует множество способов доставить вам удовольствие. Или боль, – добавляет он.

Леонардо так и сияет, глядя на нее, и Валентина понимает, что происходящее его весьма забавляет. Ее охватывает неодолимое желание расхохотаться, хотя такого она никогда не делает. Все же ей удается сохранить серьезность. В ярко освещенной комнате все эти инструменты и приспособления выглядят как-то смешно. «Это просто игрушки, – думает она. – Эти люди всего лишь играют в игры. Интересно, это так же безвредно?»

Однако, когда она поднимает глаза на Леонардо, склонившегося над ней, ее начинает наполнять его запах, и она чувствует пульсацию где-то внизу живота, нечто среднее между страхом и возбуждением. Она скучает по Тео! Это его она хочет, так почему же Леонардо так воздействует на нее?

– Ну что, есть идеи, Валентина?

Она садится и, не глядя на него, спускает с кресла ноги.

– Я подумаю.

Он подает ей руку и помогает встать с кресла. Кожа у него теплая и мягкая, но не слишком горячая.

– Хорошо. Теперь давайте я расскажу о завтрашних главных героях, – говорит он.

– Да. – Она отпускает его руку, роется в сумочке в поисках блокнота, продолжая при этом держать наручники.

– Я думаю, начинать нужно осторожно. Вдруг окажется, что это не для вас. Видите ли, мы в первую очередь хотим, чтобы вы отразили наш склад ума. – Веселость исчезла, Леонардо снова стал серьезен.

– Да, я понимаю, – говорит она, протягивая ему наручники. Их пальцы снова соприкасаются, и от тепла его кожи, особенно заметного после холода металла, она легонько вздрагивает.

– Итак, – говорит он, положив цепь и наручники обратно в ящик стола. – Завтра вечером сюда придут две женщины. Роза и Селия. Обе они танцовщицы и периодически меняются ролями, то одна становится госпожой, то другая. Они очень сластолюбивы.

Валентина записывает в блокнот: «Роза. Селия. Танцовщицы. Сластолюбивы».

Леонардо открывает перед ней дверь.

– Это всё? Только две женщины? – спрашивает она.

– Да. Думаю, для первого раза этого будет достаточно. У них великолепные тела, – шепчет он ей на ухо, когда она проходит мимо него. – Я уверен, что с этими девушками вы сумеете создать что-то в высшей степени эротическое и радующее глаз.

Валентина чувствует облегчение. Обнаженные женские тела. К этому ей не привыкать. То ли дело фотографировать полностью оголенного мужчину, особенно если он будет связан. К такому нужно подготовиться заранее.

Они выходят в полутемный коридор. Валентина бросает взгляд на стальную дверь Темной Комнаты. Почему-то она ее беспокоит.

– Эти девушки не интересуются Темной Комнатой, Валентина, – говорит Леонардо, замечая, куда она смотрит. – Хотя иногда они заглядывают за эту дверь, – добавляет он и стучит по зеленой кожаной обивке. – Это наша собственная Бархатная Преисподняя. Я надеюсь, это пространство вы тоже используете для фотосъемки. Хотите взглянуть?

– Конечно, – как можно беззаботнее произносит она, хотя ее распирает от желания заглянуть за кожаную дверь.

Бархатная Преисподняя оказывается в точности такой, какой она представляла себе Атлантиду: типичный бордель девятнадцатого века с тиснеными обоями и бархатными диванчиками. Посреди комнаты высится огромная кровать с фиолетовым балдахином на массивных столбах по углам. Стены сплошь увешаны зеркалами в золотистых рамочках, и, входя в комнату, Валентина видит десяток своих отражений. В темной одежде на пестром и пышном фоне она выглядит строго и даже сурово.

– Должен признать, эта комната пользуется бо́льшим спросом, чем предыдущая, – говорит Леонардо, садясь на диванчик и взбивая одну из подушек. – В Милане садомазохисты все еще любят окружать себя роскошью, – шутит он, раздвигая ноги, так же, как делал в Атлантиде, и укладываясь спиной на подушку. Неужели он намеренно старается ее завести? – В этой комнате собрано много разной утвари и игрушек, – продолжает он. – Хотите, можете сами все осмотреть.

– Ладно.

Она отворачивается от него, стараясь не глядеть на его провокационно расставленные ноги, и начинает обходить комнату. Первое, на что Валентина обращает внимание, – это приделанный к дальней стене большой деревянный крест с кожаными ремнями для рук и ног. С потолка свисает нечто наподобие упряжи и гамак, такой же, какой она видела в Интернете. В углу на стене висит набор хлыстов. Она подходит и трогает кожаные ремни самого большого хлыста, потом сжимает пальцами его твердый кончик.

Mio Dio[6], наверное, это больно!