Судьба найдет на сеновале - Дарья Донцова

– O tempora! O mores![9]– процитировал я крылатое латинское выражение. – Понял задание. Тут вроде поблизости супермаркет, сбегаю кое за чем и попробую вызвать хозяйку на откровенность.

Через полчаса я, держа в руке коробку с дорогими пирожными, постучал в дверь покоев владелицы отеля, не дождался ответа, нажал на ручку и оказался в большой, примерно пятидесятиметровой, комнате. Это была гостиная, объединенная с кухней. Слева виднелись шкафчики, сделанные из какого-то сверкающего современного материала, напоминающего нержавейку, справа на стене висела огромная лазерная панель, неподалеку от нее стояли длинный диван и три черных кресла, перед каждым из них имелось по ярко-красному пластиковому столику. Обеденный же стол отсутствовал, его заменяла барная стойка с высокими стульями. В простенках между тремя окнами уютно устроились книжные полки. Особое впечатление на меня произвело освещение. В зоне отдыха стояли три торшера, а там, где готовят и едят, с потолка свисала золотая полусфера. Тут не было ни ковра, ни любимых пожилыми дамами скатертей, пледов, подушечек, корзинок с вязанием, вазочек с печеньем… Не зная, кому принадлежит жилье, я бы мог предположить, что в таком интерьере обитает холостой молодой мужчина, редко бывающий дома и совершенно не настроенный создавать уют.

Послышалось тихое шуршание, часть стены слева от меня отъехала в сторону, появилась худенькая пожилая женщина.

– Бога ради, не пугайтесь! – воскликнул я. – Разрешите представиться, Иван Павлович, психолог. Заглянул посмотреть, как вы себя чувствуете. Несколько раз постучал в дверь, понял, что она не заперта, и насторожился: вдруг хозяйке, испытавшей сильное потрясение, стало плохо? Вот принес вам пирожных, специально выбрал низкокалорийные.

– Спасибо, – печально улыбнулась Вероника Григорьевна, – мне действительно в тяжелую минуту помогает сладкое. И вы правы, случившееся – огромный для меня удар.

Я решил заехать издалека.

– У вас прекрасная гостиница. Маленькая, очень уютная. Наверное, нет отбоя от постояльцев?

Вероника Григорьевна покачала головой:

– Нет. В моем мини-отеле живут только постоянные клиенты. Ну, например, Ольга Романова, мелкий оптовик из Тулы. Она берет в Москве, в одной косметической фирме, товар, потом продает его в своем городе и ближайших окрестностях. Оля приезжает сюда раз в три месяца. Или ваш тезка Иван из Челябинска. Он владелец крупного бизнеса, часто прилетает в столицу. Богатому мужчине следовало бы селиться в президентском номере отеля «Ритц», но у Вани невероятно ревнивая супруга. Они живут вместе более тридцати лет, а супруга до сих пор готова съесть всех женщин, которые от ее благоверного на расстоянии километра оказываются. Но мне она доверяет, знает, что никаких девиц легкого поведения в «Одеон Релаксе» не водится. Давайте сядем и поговорим спокойно. Где вам будет удобнее, у стойки или в гостиной?

Я покосился на высокие и с виду неустойчивые табуретки с короткими спинками.

– Если вам все равно, то лучше в креслах.

– Устраивайтесь, голубчик, – радушно предложила хозяйка. – Сейчас заварю чай. Вам черный, зеленый? Или, может, кофе?

– Порция эспрессо сделает меня счастливым, – заверил я.

Минут через девять, поставив перед гостем изящную чашечку из костяного фарфора, хозяйка села на диван, сложила, словно примерная первоклассница, руки на коленях и начала разговор с неожиданной фразы:

– Вам не нравятся барные стулья.

– Ну что вы, – покривил я душой. – У вас очень красиво в квартире, оригинальный интерьер.

– Хай-тек, – вздохнула Вероника Григорьевна. – Вижу, вы воспитанный человек. Не надо хвалить обстановку, я въехала в уже готовое помещение. Здесь поработал нанятый Ниной дизайнер, отель мне подарил зять, господин Сухоруков. Вы, конечно, уже знаете, что покойная – моя дочь?

– Да, – кивнул я. – Понимаю, любые слова тут бесполезны, очень вам сочувствую.

Вероника Григорьевна начала перебирать пальцами бусы на шее.

– Первый шок прошел, сейчас постараюсь последовательно изложить нашу с Ниной историю. Можно вас попросить не задавать в процессе моего рассказа вопросы? Не то я потеряю нить повествования.

– Конечно, – согласился я и демонстративно положил на стол диктофон.

– Начну от печки, – произнесла Гудкова. – Вообще-то Нина мне не дочь, а внучка.

– Внучка? – повторил я. – Вы слишком молоды для бабушки двадцатишестилетней девушки.

Собеседница кивнула:

– Вы правы, но так уж получилось. Моя дочь Елена сошлась с непорядочным мужчиной, женатым и, естественно, не собиравшимся разводиться. Негодяй соблазнил юную девушку, а когда узнал о ее беременности, шмыгнул в кусты. Дочь мне ничего не рассказывала ни о своем романе, ни о том, что ждет ребенка, я все узнала, когда скрывать живот стало невозможно. На шестом месяце аборт уже не сделать, родилась Нина. Лена категорически отказалась назвать имя ее отца – она продолжала любить подонка, не хотела доставлять ему неприятности. И вдобавок обладала глупой гордостью, сказала: «Не хочу унижаться, требовать алименты. Сама воспитаю Нину». Отличная позиция, если учесть, что Лене едва исполнилось девятнадцать, дочка нигде не работала, училась в институте. Все материальные расходы упали на мои плечи. Не скрою, пришлось тяжело. Мой муж уже скончался, я работала портнихой, доход был невелик. Лена, несмотря на мои протесты, бросила вуз, решила поступить на службу. Но девушку без профессии никуда не брали, в стране началась перестройка, кругом царили хаос и бардак. В конце концов Елена стала продавщицей в коммерческом ларьке, начала прикладываться к бутылке, потом попробовала наркотики…

Вероника Григорьевна махнула рукой:

– Лучше не вспоминать. Закончилось все трагично, дочь умерла от передозировки. Нина осталась круглой сиротой, и я ее удочерила – не хотела, чтобы в школе, в институте, на работе девочке пришлось пояснять: «Кто отец, не знаю, мать была героинщицей». У Нины в анкете указано: отец умер через месяц после рождения дочери, мать портниха. Спасибо, одна клиентка помогла: ее муж занимал высокий пост в милиции, поэтому я получила исправленную метрику ребенка и удочерение прошло быстро.

Гудкова секунду помолчала.

– В начале девяностых наша жизнь как-то наладилась, но потом случилось несчастье. Мы обитали на Старом Арбате в большой коммуналке, в двух комнатах, остальные занимала Валентина Ивановна Родина с дочерью Герой, ровесницей Нины, девочки ходили в один класс. Отношения с Родиной у нас были скорее родственные, чем соседские, жили коммуной, близко дружили. И вдруг Гера умерла от воспаления легких. Нина тяжело пережила кончину подруги. Сейчас уж не вспомню, сколько лет тогда было несчастной малышке. Восемь? Девять? Нина в тот момент впервые поняла, что дети тоже могут уйти из жизни, и страшно перепугалась. А Валентина Ивановна впала в глубокую депрессию и где-то через год после потери дочери покончила с собой. В Москве уже можно было приватизировать жилье, и мы с Родиной незадолго до беды с Герой это сделали. Собираясь проститься с жизнью, Валя составила завещание в мою пользу. Нам с Ниной досталась вся жилплощадь. Моя девочка прекрасно училась, а когда она поступила в институт, я разменяла квартиру на две отдельные. Нина ведь взрослела, у нее появились приятели, и я решила, что не стоит ей жить вместе с матерью. Да, да, я не называю себя бабушкой Нины, я ее мать. Из ателье мне пришлось уйти, сил обслуживать клиентов уже не хватало, и дочка стала мне помогать материально, поскольку с первого курса активно снималась. Нина меня обожала. Став женой Сухорукова, она принесла мне связку ключей от этого здания и отдала со словами: «В тебе много нерастраченных сил, вот и руководи отелем. Всем служащим зарплату будет платить мой супруг, а ты просто веди дела и радуйся. На третьем этаже оборудована квартира, надеюсь, тебе там понравится, над интерьером работал один из ведущих английских дизайнеров».