Жизнь и приключения чудака - Владимир Карпович Железников

ним рассмеялся и я. В конце концов, бокал — это только бокал, даже если он замечательный, хрустальный, с редким звоном.

Мы смеялись, надеясь развеселить и увлечь остальных, но увлекли только Малыша. Он начал отчаянно лаять.

— Жалко, — сказала Надежда Васильевна, села на корточки и стала собирать осколки.

— Это мамин бокал, — вдруг тихо, но внятно произнесла Наташка. И сразу оборвала наш смех.

— Что ты выдумала, — неуверенно возразил дядя Шура.

И всем стало понятно, что это на самом деле был бокал Наташкиной мамы.

— Ты сам говорил, — повторила Наташка. — На нем была царапина.

Надежда Васильевна, подобрав осколки, вышла.

Дядя Шура ничего не ответил Наташке, достал новый бокал и поставил перед Надеждой Васильевной.

Свадьба продолжалась, но это была уже чуть-чуть не та свадьба.

Дядя Шура стал разливать шампанское. При этом он изображал, что ничего особенного не произошло, но по движениям его рук, по суете, по неуверенно-торжественному голосу видно было, что история эта ему неприятна.

Наконец шампанское было разлито, и вновь наступила тишина.

И я услышал «легкий шелест их новой жизни», предчувствие чего-то очень хорошего. «А впереди у вас будет то-то и то-то, то-то и то-то», — сказала бы тетя Оля и наговорила бы впрок много хорошего и заманчивого, чтобы им захотелось всего этого терпеливо ждать. Именно это она и называла «легким шелестом новой жизни». Правда, тетя Оля никогда не предупреждала о том, что в жизни человека может быть и плохое, и трудное. И это была ее ошибка, но такой она была человек.

Дядя Шура молча посмотрел на Надежду Васильевну, и, кроме радости, у него в глазах была затаенная грусть.

Тогда я этого не понимал, как может быть грустно, когда радость. Но теперь-то я знаю, что все в жизни соединяется: радость по настоящему и грусть по прошедшему. Получается какая-то горьковатая радость.

И вдруг дядя Шура повернулся ко мне и спросил:

— А что по этому случаю сказала бы наша знаменитая тетя Оля?

— Это Борина тетя, — объяснила Наташка Надежде Васильевне. — Она все-все знает.

— Она бы сказала… — От страха перед этой красавицей у меня из головы все вылетело. Я зачем-то встал и от смущения покраснел. — Она бы сказала…

— …что жизнь все-таки прекрасна, — вдруг сказала Надежда Васильевна.

— Точно! — закричал я и закончил словами тети Оли: — «…и несмотря ни на что, надо идти вперед».

— Ура-а-а тете Оле! — сказал дядя Шура, поднял бокал и «пошел вперед».

И Надежда Васильевна «пошла вперед»: она встала и подняла бокал.

Я тоже поднял бокал.

И Наташка, забыв об обиде, сделала первый шаг навстречу неизвестному.

Неизвестному мне, неизвестному ей, но уже тогда известному, как потом оказалось, необыкновенно умной Надежде Васильевне.

— Наташа, — сказала Надежда Васильевна, — извини меня.

Каждый раз, когда я вспоминаю эту свадьбу, у меня в ушах раздается звон наших бокалов и слова Надежды Васильевны, обращенные после Наташки ко мне:

— А ты мне веришь, друг мой?

Вначале я даже не понял, что она разговаривает со мной, а догадавшись, ужасно обрадовался: быть другом такой красавицы всякому приятно.

— Верю, — проникновенно и тихо ответил я, хотя мне хотелось вопить: «Верю, верю, верю!»

Было какое-то величие в ее словах «друг мой», и мне захотелось сделать для нее тут же что-нибудь сверхъестественное, и я сказал:

— А я читал, на свадьбах всегда бьют бокалы. Это к счастью.

— Вот именно! — закричал дядя Шура, совсем как мальчишка. — Это к счастью!

И дядя Шура выпил свое шампанское, поднял бокал и с силой бросил на пол. И второй бокал разлетелся на куски. Заметьте, еще один замечательный хрустальный бокал с редким звоном!

Представляю, как бы удивились больные дяди Шуры, если бы увидели его сейчас.

И мы, конечно, удивились. У Наташки глаза полезли на лоб, и у меня они тоже бы полезли, но я умею владеть собой. А Надежда Васильевна, я заметил, осуждающе покачала головой.

Тогда дядя Шура затих и виновато, немного грустно сказал:

— На свадьбах всегда бьют бокалы, хотя это, конечно, глупо.

Он протянул руку Надежде Васильевне, и она в ответ протянула ему свою.

Они смотрели друг на друга. У дяди Шуры лицо было строгим, хотя галстук сбился набок и волосы растрепались. А Надежда Васильевна улыбнулась. Эта улыбка сделала ее совсем молодой и еще более красивой.

* * *

Еще тогда, на свадьбе, я поймал себя на том, что все время слежу глазами за Надеждой Васильевной и это доставляет мне радость. И с этого дня я искал малейшую возможность, чтобы лишний раз увидеться с нею.

Как-то я заскочил к ним, будто за Наташкой, чтобы вместе идти в школу. А Надежда Васильевна мне ответила, что Наташка еще не готова и она сама ее проводит.

Она улыбнулась, а я, дурак, вместо того чтобы прямо сказать, что я их подожду, нелепо поклонился и ушел.

Она захлопнула дверь, а я вернулся домой и стал дежурить у дверного глазка.

Когда они вышли на лестничную площадку, сопровождаемые отчаянным лаем Малыша, я тоже появился, изображая на лице наивысшее удивление:

— Как, вы только выходите?

— Меня сегодня провожает Надежда Васильевна, — предупредила Наташка.

Не знаю почему, но идти с нею было радостно. Она всего-то лишь успела сказать, что ей здорово повезло, потому что она теперь каждый день на работу ездит на метро, а это интересно. А раньше она жила в центре, рядом с работой, и ходила пешком.

— А где вы жили? — спросил я.

— На Арбате.

— И я раньше жил на Арбате! — воскликнул я.

— И я жила на Арбате, — сказала Наташка.

— Как жаль, что мы не знали друг друга, — сказала Надежда Васильевна. — Мы бы давно могли стать друзьями.

И мне действительно стало обидно, что я ее не знал.

Я нес ее виолончель. Она была тяжелая и, когда ударялась о мое колено, издавала тонкий гул, и это мне нравилось.

А Надежда Васильевна шла рядом, держа за руку счастливую Наташку.

— Когда я выхожу из метро, — сказала Надежда Васильевна, — то еще на эскалаторе думаю, что сейчас увижу небо, деревья, землю. Каждый раз я открываю для себя что-нибудь новое и неожиданное.

И все, и больше она ничего в этот раз не говорила, но мне понравились ее слова о метро.

На следующий день я снова засел за своей дверью и, когда они вышли, выскочил на площадку.

— А-а-а, любитель случайных встреч! — сказала Надежда Васильевна. — С завтрашнего дня мы будем заходить за тобой сами.

— Хорошо, — согласился я, не притворяясь, что встретил их случайно.

Она умела все