Грехи людские - Маргарет Пембертон

Они никому не сообщили, где именно намерены провести свой медовый месяц. Принцесса полагала, что молодые отправятся на континент. Во Флоренцию или в Венецию, а может быть, в Рим. Преподаватель музыки, у которого занималась Элизабет, если бы его спросили, высказался бы в пользу какого-нибудь тихого и вместе с тем экзотического места вроде Корнуэлла или Ирландии.

Однако их тайну так никто и не раскрыл. После торжественного завтрака по случаю бракосочетания, когда двое гостей простились с молодыми на ступенях «Кафе де Пари», Адам и Элизабет поехали не к вокзалу Виктория, не на поезд, и не в направлении Корнуэлла, даже не к паромной переправе, чтобы добраться до Ирландии. Автомобиль повез молодых на юг, проехал лондонские пригороды, миновал Летерхед и Гилдфорд, одолел обсаженные деревьями участки дороги до Хаслмера, затем выехал на открытый простор. По обеим сторонам дороги простирались живописно раскинувшиеся зеленые пастбища у подножия пологих холмов. Элизабет и Адам ехали в «Фор Сизнз». Их манили сельские тишина и спокойствие, царившие тут от века.

В открытом «остине» Элизабет сидела рядом с Адамом. Она испытывала безмятежное счастье. Еще совсем недавно она была одинокой и несчастной – и вот нежданно-негаданно переменилась вся ее жизнь. Рядом с ней человек, кого она может любить, за кем будет ухаживать, о ком будет заботиться. Человек, всей душой любящий ее.

– Интересно, как себя чувствует наша замужняя старушка? – с улыбкой спросил Адам, когда впереди показался дом Элизабет и машина въехала в аллею, обсаженную деревьями.

– Старушка чувствует себя как за каменной стеной, – со смехом ответила Элизабет и стиснула его руку повыше локтя. – Теперь уж ты никуда от меня не денешься, как бы ты того ни хотел!

Адам надавил на педаль тормоза, машина плавно остановилась на гравиевой дорожке как раз у входа в дом.

– Ну, этого можешь не опасаться – подобная мысль вряд ли когда-нибудь придет мне в голову, – ответил он с некоторым недоумением в голосе.

Выйдя из машины, он обогнул автомобиль и открыл дверцу для Элизабет.

– Лучше все заранее предусмотреть, чем потом локти кусать. – Она широко улыбнулась, отчего на щеках обозначились ямочки. Легко подняв ее на руки, Адам направился к входной двери.

Она обхватила его шею. Жесткие волосы Адама, как вереск, шелестели под ее пальцами. Элизабет прижалась головой к его щеке.

– Я тебя люблю, Адам Гарланд! – нежно прошептала она, когда за ними закрылась массивная дубовая входная дверь.

Объятия Адама сделались еще крепче. Через холл с дубовыми панелями он направился к лестнице на второй этаж.

– Я тоже тебя люблю, – сдавленным голосом произнес он. – И через несколько минут смогу доказать тебе свою любовь.

Спальня золотилась в лучах полуденного солнца. Адам бережно опустил Элизабет на большую медную кровать и подошел к окну, чтобы закрыть шторы. Никогда прежде они с Элизабет не оказывались в столь интимной обстановке. Сделав ей предложение, он обращался с ней исключительно почтительно, как предписывали строгие законы викторианской эпохи. Он отлично понимал, что у Элизабет нет родителей и потому некому о ней позаботиться. Адам не хотел, чтобы его могли обвинить, будто он воспользовался положением девушки в своих интересах.

Элизабет все еще была в том самом шелковом платье, которое надела на церемонию регистрации. Она лежала в той же позе, как Адам положил ее. Со своего места она следила за тем, как он задернул шторы, после чего в спальне воцарился полумрак. Элизабет плохо представляла себе, чего именно следует ожидать. У нее никогда не было близости с мужчиной. Более того, она, в сущности, не имела опыта интимного общения с представителями противоположного пола. Ее жизнь с отцом в этом смысле была весьма однобокой. Хотя во многом другом Элизабет сделалась опытной и знающей и уверенно чувствовала себя в самой роскошной обстановке, при большом скоплении народа, в отношениях с мужчинами она оставалась совершенно несведущей.

У нее никогда не было подружек ее возраста, с которыми она могла бы обсуждать интимные вопросы, поехидничать и посмеяться. Она понятия не имела о том, что значит раскованно чувствовать себя в компании сверстников. Где бы она ни очутилась, Джером всегда был рядом, и его присутствие оказывало на Элизабет определенное воздействие. Она была свидетельницей таких ситуаций, о которых люди вдвое старше ее и понятия не имели. Но все равно следовало признать, что ее жизненный опыт был слишком невелик. И когда речь заходила о любви, отсутствие элементарных знаний особенно бросалось в глаза.

Адам снял пиджак и бросил его на стул, спросив несколько натянутым тоном:

– Ты не хотела бы глотнуть шампанского? Она чуть приподнялась на подушках.

– Да... Впрочем, скорее всего нет. – Чуть помешкав, она с обезоруживающей откровенностью произнесла: – Интересно, когда люди впервые остаются наедине, они всегда так теряются?

Его напряжение сразу же как рукой сняло. Адам улыбнулся и ответил:

– Не все готовы в этом признаться, но я совершенно уверен, что многие себя чувствуют именно так. И в этом смысле шампанское очень помогает. Я велел прислуге как следует охладить бутылку к нашему приезду. Я сейчас вернусь...

Когда Адам вышел, Элизабет медленно поднялась с постели и подошла к туалетному столику.

– Собственно, ничего страшного в этом нет... – сказала она себе, внимательно глядя на свое отражение в зеркале. – Ведь не с каким-нибудь незнакомцем, а с Адамом я собираюсь лечь в постель.

Она сняла жемчужное колье и положила его на столик перед зеркалом. Хотя шторы были задернуты, яркий солнечный свет свободно проникал в спальню. Элизабет сняла сережки и положила их рядом с колье.

Адам любит ее. Это позволяло ей чувствовать себя спокойно и легко. Элизабет вспомнила Франсин, шикарную и сексуальную. Адам чуть было не стал ее мужем. А если бы они поженились, Элизабет легко могла себе представить, во что это могло бы вылиться. Ему сорок два года. Он привык иметь дело с женщинами с определенным сексуальным опытом. Неужели же она разочарует Адама?

Подняв руки, Элизабет расстегнула молнию на спине. Кремовый шелк упал на талию, затем на бедра и соскользнул на пол. Элизабет осторожно подняла платье и повесила его на стул рядом с пиджаком Адама. Она не припоминала, когда бы ей не было радостно в присутствии Адама. В детстве он слушал ее пение, а в награду высоко подбрасывал в воздух, и она радостно визжала; Серена терпеливо относилась к его выходкам, хотя и не сводила глаз с парящей под потолком дочери. Позднее, когда Джером подолгу бывал за границей, Адам и вовсе сделался для нее кем-то вроде второго отца: возил в зоопарк, гулял в парке, водил в цирк. А вот сейчас ей предстояло лечь с ним в постель.

Ее рука чуть заметно дрожала, когда она расстегивала подвязки, снимала бюстгальтер. Всего лишь два месяца назад она расстраивалась из-за того, что не могла быть подружкой невесты на его свадьбе. Элизабет никогда не ревновала его к ней. Ей просто в голову не приходило, что можно оказаться на месте невесты Адама. И вот теперь она сделалась его женой. Как такое вообще оказалось возможным? Как он сам из Адама ее детства превратился в Адама ее мужа? Сняв туфли, она стянула чулки и взглянула на свое отражение в зеркале. Одобрил бы это отец? Легкая улыбка тронула ее губы. Он был бы настолько поражен, что о таких категориях, как «одобрение» или «неодобрение», едва ли могла пойти речь. Он всегда жил как хотел, не думая о желаниях других людей. И в этом смысле его вряд ли удивило бы то, что его родная дочь склонна поступать точно так же.