Самое сильное заклятье - Лайон Спрэг де Камп

После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла слезы.

– Хорошо, – блаженно пролепетала она. – Ты хороший. Любовь хорошая. Мужчине нельзя жить без любви. Любовь… Ах!

Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы, немыслимое для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.

– Дай-ка бутыль, – проговорил он. – Мне тоже надо выпить.

Через некоторое время Джулия вновь подала голос:

– Ну, теперь мы займемся любовью?

– Э-э… скоро. Да, полагаю, скоро. – Пэдуэй икнул. Потом посмотрел на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови. – Только – ик! – еще одну минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. – Ее подошвы были черными. – Нет, не годится. О нет, просто исключено, моя похотливая амазонка. Такие ноги – непер… непреодолимое психологическое пр… пр-пятствие.

– Чего?

– Омоем нижние конечности, о жрица любви!

– Я не понимаю!

– Не важно, я сам не понимаю… Суть в том, что тебе сперва надо вымыть ноги.

– Этого требует твоя вера?

– Скажем, так. Ч-черт! – Пэдуэй свалил кувшин и чудом поймал его на лету. – Ну-с, моя царица благовоний…

Джулия хихикнула.

– Ты самый хороший мужчина на свете! В жизни ничего подобного не слышала…

Пэдуэй разлепил веки и сразу все вспомнил. Самочувствие было отличное. Он настороженно прислушался к своей совести. Та тоже чувствовала себя превосходно.

Мартин потянулся и сел, склонившись над девушкой, занимавшей две трети его не слишком широкого ложа. От резкого движения сползло покрывало и обнажились большие груди Джулии, а между ними – кусочек ржавого железа, подвешенный на спускавшейся с шеи веревочке. По ее словам, это – гвоздь из креста святого Андрея…

Пэдуэй улыбнулся. К перечню простейших механических новшеств, которые он собирался ввести в быт, следовало добавить еще пункт-другой. Ну а пока…

Из густой поросли волос под мышкой Джулии появился мохнатый серый паучок размером с булавочную головку. Светлый на фоне золотисто-коричневой кожи, он медленно полз…

Пэдуэй вскочил с постели и, весь скривившись от отвращения, торопливо натянул одежду, забыв даже умыться. В комнате смердело. Рим, должно быть, притупил его обоняние, иначе он давно заметил бы этот неприятный удушающий запах…

Проснулась Джулия. Мартин что-то неразборчиво пробормотал и выбежал за дверь.

Два часа он провел в публичных банях. Вечером робкий стук Джулии вызвал громкие крики и категорическое приказание убираться прочь и больше не подходить к его комнате. Девушка подозрительно засопела; тогда Пэдуэй выскочил на порог.

– Еще раз всхлипнешь, и ты уволена! – рявкнул он и с треском захлопнул дверь.

Джулия повиновалась, но с тех пор кидала на него по вечерам злобные взгляды.

Возвращаясь в воскресенье из Ульпиевой библиотеки, Пэдуэй застал у своего дома безмолвную толпу зевак. Он внимательно оглядел дом и не увидел ничего такого, что могло бы привлечь внимание.

– Скажи, незнакомец, – обратился Мартин к ближайшему мужчине, – почему вы так странно смотрите на мой дом?

Мужчина молча окинул его взглядом, и толпа стала медленно – по двое, по трое – расходиться.

В понедельник не явились два работника. К Пэдуэю подошел Нерва и, робко кашлянув, сказал:

– Полагаю, тебе следует знать, достойный Мартинус… Вчера, как обычно, я был на обедне в церкви архангела Гавриила…

– Ну?

– Отец Нарциссий читал проповедь о колдовстве – говорил о людях, которые прибегают к помощи демонов и пользуются нечестивыми приспособлениями. Очень странная была служба. По-моему, он имел в виду тебя, хозяин.

Пэдуэй встревожился. Конечно, нельзя исключить случайности, но он был уверен: Джулия решила снять с души грех совокупления с колдуном и исповедалась. Первая проповедь привела верующих поглазеть на логово нечистой силы. Еще две или три…

Толпы религиозных фанатиков Мартин боялся больше всего на свете – оттого, безусловно, что их мыслительные процессы разительно отличались от его собственных. Он вызвал Манандроса и попросил собрать информацию об отце Нарциссии.

Сведения оказались из рук вон плохи – с точки зрения Пэдуэя. Отец Нарциссий был одним из самых уважаемых священнослужителей Рима. Честный, щедрый, справедливый, бесстрашный, без малейшего пятнышка на репутации – что само по себе делало его выдающимся церковником.

– Джордж, – задумчиво проронил Пэдуэй, – кажется, ты упоминал о епископе, который содержит любовниц…

Манандрос ухмыльнулся:

– Это епископ Болоньи, хозяин. Один из дружков папы: больше времени проводит в Ватикане, чем у себя в епархии. У него две содержанки – то есть о двух известно достоверно. Ни для кого не секрет, что почти каждый епископ имеет любовницу. А вот сразу двух!.. Отличная выйдет история для газеты.

– Может быть. Пиши. Сделай ее сенсационной, но не отступай от фактов. Отпечатай три или четыре пробных оттиска и хорошенько их спрячь.

Чтобы добиться аудиенции у епископа Болоньи, который, по счастью, был в Риме, потребовалась неделя. Епископ оказался великолепно одетым вельможей с красивым бескровным лицом. За его слащавой улыбкой угадывался тонкий извращенный ум.

Пэдуэй поцеловал епископу руку, и после обмена любезностями началась легкая, ни к чему не обязывающая беседа. Мартин разглагольствовал о благой деятельности церкви и о своих скромных усилиях способствовать ей при каждой возможности.

– Вот к примеру… Известно ли Вашему преосвященству о моей еженедельной газете?

– Да, я читаю ее с удовольствием.

– Надо заметить, что за работниками моими необходим глаз да глаз, ибо в похвальном рвении собирать новости они иногда совершают ошибки. Я поставил целью делать газету чистую и целомудренную, достойную войти в любой дом, чтобы не сопровождало ее даже тени скандала! Хотя порой это значит, что весь номер приходится писать самому. – Он горестно вздохнул. – Ах, грешные люди! Поверите ли, Ваше преосвященство, встречаются опусы, полные клеветы на деятелей церкви! Вот недавно попалась мне чудовищная выдумка… – Пэдуэй достал пробный оттиск. – Боюсь показывать, дабы праведный гнев Вашего преосвященства в адрес этого мерзкого плода больного воображения не обрек меня на вечные муки в адском пламени.

– Не страшись, сын мой. Священнослужителю многое приходится повидать на своем веку. Только сильные духом способны в наше время посвятить жизнь Господу.

Епископ прочитал оттиск, и на его ангельское лицо пало печальное выражение.

– О, несчастные, слабые смертные! Прости им, Господи, ибо не ведают они, что творят… Назови мне имя того, кто это написал, сын мой, – и я помолюсь за него.