Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

Почему Вакки не завладели этими деньгами?

– Такое поведение, – холодно ответил на вопрос Кристофоро Вакки, – противоречило бы нашей профессиональной природе.

Взорвался дружный хохот.

Грегорио открыл конференцию тем, что поведал о происхождении денег и о некоторых деталях завещания. Они заранее договорились не упоминать о пророчестве Джакомо Фонтанелли, если об этом не спросят напрямую. Но никто об этом действительно не спросил, и всеобщий интерес журналистов сосредоточился на странно полюбившемся им условии, что все должен унаследовать младший мужской потомок рода Фонтанелли, живущий 23.04.1995. Что особенного в этой дате? Ничего, ответил Грегорио. От Джона хотели услышать, находит ли он справедливым такой способ выбора наследника. Нет, ответил Джон, но способ таков. Оправданно ли в наши дни, что из наследства исключены потомки женского пола?

– В наши дни, пожалуй, никто бы и не написал такое завещание, – сказал Джон. – Но мы говорим о том, что было написано пятьсот лет назад.

Он чувствовал, что его рубашка вымокла, по спине струился пот. О чем только его не спрашивали! Женат ли он. Собирается ли вносить пожертвования в благотворительные фонды. Какие виды спорта предпочитает. Где намерен поселиться. И так далее. После того, как он ответил на вопрос о его любимом блюде – мол, он попытается привыкнуть к икре, а пока что это тортеллини его матери, – Эдуардо предложил задать следующий вопрос изящной женщине с неукротимой огненной гривой.

– Бренда Тэйлор, CNN, – назвалась она, и Джон заметил, что огонь брызжет и из ее глаз, и из ее голоса, и из каждого жеста. – Мистер Фонтанелли, вы счастливы быть таким богатым?

Этот вопрос был как удар топора. Казалось, все перестали дышать, и внезапно стало так тихо, что упавшую иголку было бы слышно. Джон уставился в галогеновые лампы и объективы и понял, что его ответ на этот вопрос будет разнесен по всем уголкам мира и определит, что подумают о нем люди.

– Ну, – начал он неторопливо, с пустым, как белая стена, лбом, – пока что я еще не богат. Официально передача наследства еще только состоится и так далее. Только после этого я узнаю, каково оно.

Но он почувствовал, что это не ответ. Рыжую он не удовлетворил. Молчание прямо-таки всасывало его. Все взгляды были устремлены на него и требовали большего.

– Такое состояние дается не для того, чтобы сделать его обладателя счастливым, – услышал он свой собственный голос, понятия не имея, откуда в нем берутся эти слова, – скорее это обязанность. И единственная надежда на счастье состоит в том, чтобы попытаться эту обязанность исполнить.

Это казалось ему полной глупостью. Как он мог выдать такую чушь? Это даже смысла не содержит. Он смотрел на полуоткрытые рты, на шариковые ручки, нерешительно застывшие над блокнотами… Сейчас они поднимут его на смех, сделают его посмешищем планеты…

Но потом, где-то на заднем плане, кто-то зааплодировал. Другие поддержали, кто-то похлопал его по спине и прошептал:

– Чудесно, вы прекрасно сказали, Джон…

Что? Чудесно? Что тут чудесного?

– Хорошее завершение для нашей пресс-конференции, я думаю. – Кто это говорит? Джон уже не знал, что с ним. Началась давка, его толкали и протягивали руки для пожатия.

– Большое спасибо, дамы и господа, спасибо за внимание…

Потом дверь закрылась, и наступила тишина.

Позднее он лежал в своей кровати, один в комнате, положив на лоб мокрый компресс, и смотрел в потолок. Только не думать. Воспоминание об утреннем событии расплывалось в водоворот огней и выкриков. Только не думать о том, что отныне это может стать его повседневностью. Здесь по крайней мере спокойно, двери на террасу закрыты, не слышно даже моря, абсолютно ничего.

Он задремал, в блаженном состоянии между сном и бодрствованием, из которого его вырвал телефонный звонок.

Что? Он приподнялся на локте и посмотрел на аппарат у своей постели. Наверное, приснилось. Кто же во всем доме станет его сейчас беспокоить…

Нет, опять зазвонил – отвратительным, назойливым дребезгом. Он поднес трубку к уху.

– Алло?

– Мистер Фонтанелли? – спросил звучный, не лишенный привлекательности голос с британским акцентом.

– Да? – Разве этот голос ему как-то знаком?

– Джон Сальваторе Фонтанелли? Вы сейчас у себя в комнате?

Что бы это значило?

– Да, черт возьми! Разумеется, я у себя в комнате, где же еще? Кто вы и чего хотите?

– Вы меня не знаете. Я надеюсь, мы еще познакомимся, но сейчас я не могу назвать вам мое имя. На сегодня у меня задача только одна: установить, действителен ли еще этот номер.

– Мой телефонный номер?.. – Джон вообще ничего не понимал.

– Внутренний номер 23. Я хотел узнать, по-прежнему ли он проведен в вашу комнату. Но подробнее я объясню вам это в другой раз. Ах, и еще одно… Пожалуйста, не говорите об этом звонке никому, особенно никому из семьи Вакки. Доверьтесь мне.

Этот тип что, рехнулся?

– С какой стати?

Незнакомец на другом конце провода помолчал, шумно вдохнул и выдохнул.

– С той, что вам понадобится помощь, мистер Фонтанелли, – наконец сказал он. – И я тот, от кого вы ее получите.

В «Джереми» были и сидячие места, но никто на них не садился. Дерматин сидений на ощупь был такой, будто кто-то пролил на него непонятно какой соус и не вытер, а оставил высыхать, и теперь его засохшие остатки под тобой крошились. Рассмотреть это поближе не представлялось возможным, потому что в пивной горели только зеленые и темно-желтые лампочки, да и тех немного. Были там и столы с табуретами, но постоянные клиенты стояли у стойки. Оттуда, кстати, лучше был виден телевизор, всегда включенный на какой-нибудь спортивный канал.

У Лино Фонтанелли было гладкое, почти детское лицо, делающее его моложе, чем он был на самом деле. Волосы казались напомаженными, но он не применял никаких кремов; ему самому было противно так выглядеть. Он приходил в «Джереми», когда не хотел видеть никого из офицеров базы ВВС Мак-Гир, а такое с ним случалось часто. Пиво здесь было не хуже, чем в любом другом месте, а гамбургеры так даже и лучше, и тут было спокойно. У него было постоянное место у самого угла стойки, где он мог почитать газеты и где никто не загораживал ему телевизор.

В последние дни он прочитал чертову пропасть газет.

В этот вечер было малолюдно. В углу толстый парень со своей толстой девушкой ели картошку фри – наверное, чтобы не потерять свою привлекательность; у другого конца стойки сидел седой старый негр – здешняя инвентарная принадлежность – и что-то говорил бармену, который молча кивал, протирая стаканы. Мужчина, недавно вошедший, пристроился к стойке чуть подальше Лино и заказал себе пиво. Этот тип подтянул к стойке табурет – значит, либо никогда прежде здесь не был, либо его не заботило, что он придет домой с грязными пятнами на брюках.