Полчасика для Сократа - Иван Краус

Как-то она пела о двух сестрах, которые полюбили одного мужчину, страдающего хронической нерешительностью. Он не мог выбрать, с какой из двух будет жить. В одном куплете он обещал любовь одной, в другом — другой. Перечислив, что чувствует к одной, он принимался перебирать достоинства второй. В припеве обе женщины встречались. Судя по всему, припев был чем-то вроде площади, где обе женщины жаловались, что вынести нерешительность милого они уже не в силах. Продержавшись тем не менее двенадцать куплетов, они взяли и поотравлялись.

После чего их милому жизнь стала столь немила, что он бросился с ближайшей скалы.

В другой песне женщину бросили трое мужчин. Правда, не сразу, а по очереди. Она потом одного за другим упрекала их за то, как они с ней поступили. И даже напоминала каждому, чем ее обидел предшественник. Хорошо еще, что она была бездетной, так что ей не пришлось тянуть время, перепевая все это детям, и после восьми куплетов и семи припевов она наконец легла на рельсы.

В нескольких песнях расследовались убийства на почве ревности. Большинство преступлений совершили мужчины. В двух случаях страсть захватила их настолько, что они убили не только своих пассий, но и соперников.

Самое удивительное, что полиция ни разу не появилась.

Один сознался, но не полиции, а зрителям.

Правда, в одной балладе полицейский присутствовал, но сказал девушке, зарезавшей своего неверного ухажера ножом, что понимает ее, и заявил даже, что, если бы его жена позволила себе нечто подобное, он поступил бы так же.

Подстрекательство к преступлению имело место в восьмом куплете.

Впрочем, то, какую важную роль в жизни португальцев играет фаду, мы поняли лишь тогда, когда обнаружили в местной прессе несколько статей про убийства из ревности.

Мы показали их осветителю, но он, как ни странно, остался равнодушен. Мы удивились, как же это — неужели любителя печальных и романтических историй не интересуют такие сообщения?

И получили неожиданный ответ.

— Газеты врут, — объявил он и отправился слушать свою любимую певицу.

— Откройте фирму, — предложил мне налоговый консультант, когда я спросил его, как сэкономить на налогах. — Ваша жена возглавит ее. А потом пусть учредит сестринскую организацию.

— Но у нее нет сестры, — возразил я.

— Я не буквально. Ваша супруга зарегистрирует сестринскую организацию на имя какого-нибудь родственника. Дело в том, что она не имеет права оформлять ее на себя. У вас есть надежный человек среди родни?

— Одна тетя. Бывший бухгалтер…

— Вот и славно. Итак, ваша супруга как глава фирмы регистрирует сестринскую фирму на имя тети. Тетина фирма не должна быть доходной. Вам понятно?

— Нет.

— Это должен быть фонд. Они не платят налоги. Ясно?

— Нет…

— Но это же элементарно. Ваши гонорары поступают в фирму вашей супруги. Она переводит их тете в ее фонд.

— А как же я тогда получу свои деньги? — спросил я.

— У вас есть родственники за границей?

— У жены есть кузен в Англии.

— Лучше бы в Лихтенштейне, — заявил консультант.

Я сказал, что кузен переезжать не собирается. Консультант решил, что в таком случае мы поступим по-другому. Кузена оставляем в Англии. Он создает фирму на одном из островов, где не платят налоги. И одновременно становится советником тетиного фонда. За это он будет получать мои гонорары.

— Мои гонорары? — испугался я.

— Чистая формальность. Ваши гонорары приходует фирма вашей жены. Она переводит их тете. Тетя выплачивает гонорары кузену за консультации. А кузен кладет деньги в британский банк. После чего вы забираете гонорары по кредитной карте.

— Вот это я понимаю! — обрадовался я.

Жена открыла фирму, тетя фонд, кузен контору на острове.

Сразу после этого консультант поздравил меня по телефону с тем, что налоговая теперь не увидит от меня ни гроша.

Меня это крайне порадовало.

Поинтересовавшись, когда же я в итоге дождусь своих гонораров, я услышал от консультанта, что необходимо проявить терпение, так как сначала нужно оплатить расходы по созданию всех фирм. И не ждать быстрых денег.

Прощаясь, он сообщил, что высылает мне счет. В первый момент я остолбенел. Но потом, придя в себя, посоветовал и ему повременить с гонораром. Он заметно встревожился:

— Как это понимать?

— Ну, вы-то как никто знаете, что доходов у меня ноль.

Ты опять решил переделать новую пьесу и внести в нее очередные идеи. Я знаю, что раньше критики хвалили тебя за это. Я не против современного театра и сыграла не одну роль в твоих авангардных постановках, но нынешние твои требования переходят все границы.

Прежде всего, мне непонятно, почему ты изменил сцену Галины Николаевны с Трофимом Никитичем, когда они слушают чаек на веранде. Почему вместо чаек гомонит вокзальное радио? От этого вся ситуация, когда Трофим Никитич заявляет, что в саду пахнет сиренью, а Галина Николаевна говорит: «Бог с вами, голубчик, сирень отцвела еще месяц назад…» — теряет всякий смысл.

Не возьму в толк, отчего слуга Никитич ходит в буденовке, если пьеса из царских времен. И уж совсем непостижимо, почему ты настаиваешь, чтобы Кузьма Кузьмич возвращался с охоты с оленьими рогами на голове.

Я преклоняюсь перед твоим даром воображения и твоими идеями. Я прекрасно знаю, какое у тебя было детство. Но может, не стоит все это разом выносить на сцену?

Далее я настоятельно прошу тебя обратить внимание, что сцена, когда пьяный Федор Павлович объявляет Галине Николаевне о приезде Владимира Ильича, выкатываясь на роликовых коньках, небезопасна. Да будет тебе известно, что Ярда уже два раза не смог затормозить. Если бы на репетиции его не поймал один из мужиков, он лежал бы сейчас в больнице.

Ты знаешь, я всегда воплощала твои замыслы. И не всегда это давалось легко.

Вспомни, как я, играя Наталью Андреевну, спускалась с балкона по веревке и вывихнула руку, которой должна была гладить по голове Сергея Васильевича.

Или как в роли Анны Павловны мне пришлось всю сцену качаться, как мартышке, на трапеции и подшучивать над Максимом Максимовичем, который лежал на мате и упражнялся с набивным мячом. Как в образе Надежды Константиновны я принимала пальто у зрителей, потому что пролог играли в гардеробе под вешалкой. На чай, кстати, получила гроши. Это я тогда уговорила Карела, который рыдал, как припадочный, чтобы он все-таки послушал тебя и зажарил форель в первом ряду. Я даже отпаивала его успокоительным, когда он из-за этого не мог войти в образ Льва Николаевича в зрительном зале. Это я оказала воздействие на Мартина, когда ты пожелал, чтобы, играя Раскольникова, он убивал Елизавету клюшкой для гольфа, а он перед премьерой чуть не задушил тебя за кулисой.