Гибель Карфагена - Эмилио Сальгари

А в сенате все звучали слова Катона: «Карфаген должен быть разрушен!»

Катон взывал к гражданам Рима недаром: он побывал в Африке со специальным поручением Рима, он собственными глазами видел, как быстро возрождаются истощенные войнами силы Карфагена. И в Риме никто не сомневался в том, что когда-нибудь Карфаген может соединиться с народами Востока, отстаивающими от римлян собственную независимость, и тогда будет создана могучая коалиция, борьба с которой будет не по силам и самому железному Риму.

Обстоятельства складывались благополучно для Рима: в самой Африке римляне имели могущественного союзника, смертельного врага Карфагена, беспощадного, коварного Массиниссу, царя Нумидии. Ему Рим поручил следить за Карфагеном. И неукротимый «нумидийский леопард», пользуясь покровительством Рима, уже наносил Карфагену удар за ударом. Он отнял у Карфагена богатую территориями Эмпориа, по которой проходил караванный путь в сердце Сахары.

За захватом Эмпории последовало нападение на Фиску. Потом Массинисса, который находил поддержку своим стремлениям у римлян, посягнул на Ороскоп. Карфаген не вытерпел: его наскоро снаряженное пятитысячное войско двинулось на Массиниссу. Карфаген потерпел неудачу: войско погибло. А Рим воспользовался случаем, овладел Уттикой, вооружал восьмидесятитысячное войско и готовился послать его.

Грозовые тучи скоплялись и скоплялись на горизонте, бросая зловещие тени на несчастную республику.

Уже были избраны военачальники, которые должны были нанести Карфагену смертельный удар: два искусных стратега, Гай Марий Цензорин и Марций Манлий Непот, готовились двинуться на Карфаген. Под их стягами шли закаленные в боях ветераны. Посольство от имени Совета Ста Четырех и суфетов отдало город и его население на милость римского сената, но там не знали, что значит пощадить униженного врага. Рим коварно обещал Карфагену сохранить республике ее права – свободу жителям, автономию управления, неприкосновенность территории, – но за это Карфаген должен был выдать триста заложников из знатнейших семей. В договоре таилась западня: в нем говорилось о Карфагене-территории, но не было включено имени самого города Карфагена, сердца республики. Заложников послали в Рим. Риму было отдано все оружие Карфагена. После Карфаген раскаялся в совершенной оплошности, но было уже поздно: он был беспомощен.

Теперь тревога возрастала с каждым часом. Население открыто волновалось. Люди забыли про свои обычные дела. Город гудел, как потревоженный улей, и временами рождались фантастические слухи о том, что римляне уже плывут, что они близко от Карфагена. Тогда начиналась паника.

Именно в эти дни Хирам и его спутники томились в своем убежище, изнывая от бездействия: Хирам ждал вестей от Фегора.

Томительно шли дни: один, другой, пятый, седьмой. Фегор не показывался, но никто и не трогал Хирама, -

значит, шпион держал слово, не выдавал тайны пребывания

Хирама.

Сам Хирам в это время быстро поправлялся. Казалось, что с каждым часом к нему возвращаются все новые и новые силы.

И вот на восьмой день шпион появился в убежище изгнанника.

С первого взгляда можно было заметить, что Фегор не находился в хорошем расположении духа. Его лицо было озабочено, лоб прорезали угрюмые складки. Он был задумчив и скуп на слова.

– Ты явился к нам вестником близкой бури? – спросил его Хирам.

– Да! – угрюмо ответил Фегор. – Сегодня прибыло римское посольство. Оно предъявляет ужасные условия.

– Какие? – с замиранием в сердце спросил Хирам, судорожно сжимая рукоятку меча.

– Рим требует, чтобы наш город был полностью разрушен.

– Карфаген? Разрушен? – не веря себе, промолвил побледневший Хирам. – А жители? – добавил он через секунду.

– Им представляется возможность переселиться в глубь страны. За восемьдесят стадий от моря они могут построить новый город.

– Позор! Позор! – почти закричал Хирам. – Гибель Карфагена? Смерть… И смерть не в бою, а смерть труса, подставляющего шею палачу, смерть быка, покорно ждущего удара топора.

Фегор пожал плечами.

– Миром правит не право, а сила. Сила у Рима. Он и диктует свои законы тем, кто слишком слаб, чтобы сопротивляться. Но, может, хватит о политике? У меня есть новости, касающиеся тебя лично. Как видишь, я служу тебе верой и правдой. Офир заточена в старом храме Таниты, в том самом, где находится идол Мелькарта.

– А храм хорошо охраняется? Там много жрецов?

– Человек пятьдесят. Кроме того, есть специальная охрана твоей невесты. Гермон все еще держится настороженно, знает, что ты бежал из крепости. Но успокойся: он покуда доверяет мне, и нет риска, что он узнает о том, где ты сейчас находишься. И не бойся, что я выдам тебя: я, может быть, сошел с ума, но я – раб Фульвии, а она не хочет твоей гибели.

Фегор оглянулся в ту сторону, где молча стояла Фульвия. На устах девушки играла загадочная улыбка. Фегор не видел, как в потупленных очах этруски блеснул и потух зловещий огонек.

– Правда, Фульвия? Мы заключили договор. Ты сдержишь свое обещание, если я исполню свое? Мы соединимся навеки?

– Да! – ответила, не поднимая глаз, девушка. – Ты исполнишь обещание, и тогда я стану твоей. И пусть свершится моя судьба…

– Ты увидишь, ты увидишь, как свято я сдержу слово! – страстно говорил, обращаясь к девушке, Фегор. – Я знаю, ты ненавидела меня, ты презирала меня. Но моя любовь сильна, она сумеет победить твою недоверчивость, все твои предубеждения.

Фульвия молча кивнула головой.

Тем временем Хирам погрузился в размышления. Опершись головой на руки, он сидел, не шевелясь. Казалось, он пытался решить какую-то мучительную, трудную задачу.

– Ну, что же ты решил, вождь? – обратился к нему Фегор. – Мой совет: не теряй даром времени. Собаки-римляне ненадолго оставят в покое наш край. Надо этим воспользоваться. Может быть, через три или четыре дня будет уже поздно что-либо предпринимать. Кто знает, не будет ли Карфаген осажден и с моря, и с суши? Сам Сенат и Совет Ста Четырех ждут этого. Никто не верит в благополучный исход дела.

Помолчав немного, Фегор заговорил снова:

– Вы можете думать обо мне что вам угодно. Что же? Я никогда не отрекался от своего дела, от того, что я называю своей работой. Но в эти дни и я чувствую, что в груди у меня есть сердце, и моя душа скорбит за участь Карфагена. Я и раньше предвидел, что Карфаген – на краю гибели. Конечно, мы будем бороться. Есть еще мужественные люди в стенах Карфагена. Да когда начнется бойня, и самые трусливые, и слабые схватятся за оружие. Но все это будет бесполезно. Судьба Карфагена предопределена. Однако не будем говорить об этом. Решай, Хирам, что нужно предпринять, ибо медлить больше, повторяю, нельзя. Хватит ли у тебя людей, если ты решишься напасть на храм и отбить Офир у охраняющей ее стражи?