Византийская принцесса - Елена Хаецкая

— Я же сказала, что это было красивейшее зрелище, — повторила она с некоторой досадой.

— Я счастлив, что угодил вам.

— Вы еще больше угодите мне, когда вернетесь с победой.

— Вам нужно лишь подождать, — ответил Тирант. — Я непременно вернусь с победой.

Кармезина прикусила губу, а потом сказала:

— Ведь и Александр Великий был очень молод в пору своей величайшей воинской славы.

— И Ахиллес тоже, — добавил Тирант. — Я вижу доброе предзнаменование в названии города, который нам предстоит освободить.

— Молодость — это большое достоинство, — заметила принцесса.

— Несомненно, — кивнул Тирант. — Молодые люди легче умирают.

Она очень побледнела и пошатнулась, как будто испытала вдруг необоримую боль.

Тирант испугался:

— Что с вами?

— Ничего… Я не хочу говорить о смерти. Поговорим лучше о вас. Есть ли у вас какое-нибудь желание? Сейчас вы можете попросить меня о чем угодно, и вы тотчас все получите, так что ни в чем не будете испытывать недостатка.

— Есть у меня одно сильное желание, — медленно произнес Тирант. — И если бы это желание было исполнено, я не стал бы помышлять больше ни о каких земных благах. Но я не решаюсь высказать его, потому что вы мне откажете. Поэтому прикажите мне говорить, иначе я буду нем, как рыба.

— Вы бестолковы нынче, — рассердилась Кармезина. — Военные приготовления заполнили все ваши мысли, так что вы не в состоянии выражаться ясно! Я ничего не поняла из того, что вы сказали.

— Я лишь сказал, что не желаю говорить до тех пор, пока вы сами не выскажете пожелание услышать то, что я не хотел бы выражать словами.

— По-вашему, мы здесь, в Греции, не умеем разобрать, где право, а где лево? — возмутилась принцесса. — О, нет, севастократор, вам не сбить меня с толку! Уж я-то понимаю ваш язык не хуже любой француженки, хоть и не была во Франции! Чего вам угодно?

— Моя богиня — Доблесть, и я молюсь ей об удаче, — пробормотал Тирант.

— Что ж, а моя богиня — Любовь, и я молюсь ей о свободе! — воскликнула принцесса. — И если бы вы читали Аристотеля, то знали бы, что существуют три вида любви: добродетельная, корыстная и плотская. И те, кто любит добродетельно, довольствуются тем, что обожают предмет своей страсти издалека и ради своей любви стараются стать лучше всех, но никогда своего сердца не открывают. Корыстная любовь начинается с подарков и заканчивается пустым кошельком. А плотская любовь существует ради наслаждения, и для нее ничего лучше нет, чем кровать с надушенными простынями. Лично я нахожу достойными лишь первый и третий вид любви. И потому если вы чего-то от меня хотите, то просите, и я уважу вашу просьбу!

— Вы совершенны, как феникс, и так же мудры, — сказал Тирант.

— Не смейте морочить мне голову! — закричала принцесса. — Что вы взяли за моду — нахваливать мою мудрость, тем самым выставляя меня дурочкой? Приказываю вам немедленно открыть ваше желание!

— В таком случае, моя госпожа, — объявил Тирант, — я прошу у вас в подарок рубашку, которая сейчас надета на ваше тело, чтобы я мог взять ее с собой в сражение. И еще я прошу дозволения снять ее с вас собственноручно, дабы не было подмены.

Кармезина помолчала немного, а потом тихо произнесла:

— Я с радостью отдам вам не только мою рубашку, но и все мои украшения. Однако будет несправедливым, если вы прикоснетесь к тому, чего никто еще не касался, поэтому во второй вашей просьбе вам отказано.

С этими словами она повернулась и направилась обратно к городским воротам, а Тирант, выждав время, чтобы унялось сердцебиение, двинулся туда намного позднее.

Когда он, переодевшись и умывшись, явился в апартаменты принцессы, Эстефания бросилась к нему как к старому другу и принялась болтать. Она хотела развлечь его беседой, но он сторонился этой девицы, поскольку она была дочерью герцога Македонского.

Наконец Эстефания заметила его холодность по отношению к ней и спросила:

— Почему вы смотрите на меня как на врага, Тирант Белый? Разве я — враг вам или вашей любви? Кажется, до сих пор я неизменно давала вам понять обратное!

— После того, что я узнал о вашем отце, — проговорил Тирант, — я не могу смотреть вам прямо в глаза.

— А что такого вы узнали о моем отце?

— Он стал виной страшного поражения, постигшего нашу армию, — ответил Тирант, — и после некоторого раздумья я пришел к выводу, что то была не глупость с его стороны и не излишняя пылкость, но обыкновенное предательство. Он не может забыть о том, что титул севастократора государь отдал не ему, своему ближайшему родственнику, но чужаку, прибывшему из Франции. Вот причина, по которой ваш отец решился на предательство. Он хочет завладеть всей империей, и Великий Турок обещал ему это после смерти императора.

— Ваши обвинения страшны, — сказала Эстефания, — и я не хотела бы, чтобы они оказались справедливыми. Впрочем, в свое оправдание могу привести два обстоятельства. Во-первых, герцог Македонский — не родной мой отец, но отчим, муж моей матери. Так что в моих жилах нет ни капли его дурной крови. Во-вторых, вся моя забота — лишь о любви, моей собственной, когда я влюблена, или же о любви моей госпожи и подруги Кармезины, когда влюблена она, Я ведь девица и прошу вас более не разговаривать со мной так, словно я какой-нибудь воин или, упаси Боже, полководец.

Тирант устыдился своих слов и, чтобы исправить положение, тотчас поцеловал Эстефанию.

Кармезина вскоре вышла к нему, держа в руке рубашку, только что снятую с тела и еще теплую. В присутствии Тиранта и придворных дам она несколько раз жарко поцеловала эту рубашку, обтерла ею свою шею и грудь и наконец вручила ее Тиранту.

Он встал и приложил драгоценный дар к губам, вдыхая слабый запах сладковатого пота и благовоний.

Он хотел сказать что-то Кармезине, но вместо этого вдруг повернулся и бросился бежать. Кармезина смотрела ему вслед, дыша через рот. Лицо ее пылало.

— Помогите мне… — пролепетала она, обращаясь к Эстефании. — Я… — Она покачнулась, хватаясь рукой за мраморную колонну, и со слабой улыбкой опустилась на скамью рядом с заботливой подругой.

Кармезина устроилась так, чтобы голова ее покоилась на коленях Эстефании, и та осторожно пригладила волосы принцессы.

— Что с вами? — спросила она, наклоняясь. — Вам дурно?

— Эстефания, я счастлива…

* * *

Отбытие в поход было назначено на раннее утро, сразу после восхода солнца. Штандарты, которые еще вчера выглядели празднично, нынче казались хмурыми и как будто менее яркими, и все оттого, что время для красоты и радости осталось позади и наступало время для ратных трудов и боли. Но, может быть, виной всему было неяркое солнце, не успевшее набраться сил.

Тирант ехал одним из первых. Многие дивились гербовой котте, которую он надел поверх доспеха. Ибо то была, по правде сказать, отнюдь не гербовая котта, но женская рубаха, очень длинная и из тончайшего полотна.