Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

Само судебное разбирательство особого интереса не представляло, но открывавшаяся взору картина сидевших на скамье подсудимых баронессы и ее сына была поистине отталкивающей. Даже защитник признавал, что некоторые действия подсудимых с общечеловеческой точки зрения выглядели ужасно. В этой связи очень хотелось бы надеяться, что некоторым русским офицерам не понравился сам факт принятия в ряды Российской армии этого внука награжденного орденом Марии-Терезии австрийского барона, человека, получившего образование по милости кайзера и запятнавшего себя судимостью за шпионаж.

О том, как глубоко была отравлена Галиция русскими интригами, свидетельствуют два процесса, имевшие место в 1914 году. Находившийся на пенсии окружной секретарь Александр Раманик из Рогатина обратился с просьбой к известному русофилу судейскому чиновнику и депутату рейхсрата Владимиру Куриловичу достать для него важные военные документы штаба командования корпусом в Лемберге. Курилович, сочтя его за провокатора, донес о нем полиции, но потом с ужасом узнал, что Раманик являлся его благонадежным сторонником, который хорошо понимал, к кому можно обратиться с данным вопросом. Тогда во время процесса он взял обратно все свои показания, и его единомышленник был оправдан!

А теперь приведу второй характерный случай. За шпионаж были арестованы молодой православный священник Макс Сандович и более зрелый по возрасту поп Игнат Гудыма. Найденные у них записи сильно скомпрометировали журналиста Симона Бендасюка и вольнослушателя права Василия Колдру. Следствие однозначно установило их связь с известным тогда русским агитатором графом Бобринским, с русско-галицинским благотворительным союзом, а также с рассадниками русофильской пропаганды — Почаевским православным мужским монастырем, с интернатом в Житомире и с русским разведывательным бюро.

Как видно, шпионаж и агитация за «истинную веру» шли рука об руку. Церкви с их молитвами за царя, интернаты (бурсы), кружки совместного чтения, равно как и газета «Прикарпатская Русь» — все это подпитывалось русскими деньгами и служило важным оружием в борьбе с австро-венгерской монархией.

Материал, собранный в ходе следствия, так однозначно подтверждал обвинение в государственной измене, что защитник не мог его опровергнуть. А ведь за государственную измену полагалась смертная казнь, тогда как за шпионаж — самое большее пять лет. Однако дело о государственной измене слушалось в суде присяжных в Лемберге, а защитниками на процессе выступили проверенные единомышленники и партийные товарищи подсудимых доктора Дудукевич, Глускевич и Черлунчакевич, которых немного позже самих обвинили в подобном же преступлении. Как бы то ни было, им удалось так хорошо организовать защиту, что суд вынес оправдательный приговор!

Италия, интересы которой в это тяжелое время совпадали с нашими, явно стала более сдержанной в отношении шпионажа. Иногда, правда, происходили отдельные случаи арестов подозрительных субъектов, но до суда дело не доходило. Только одному из них не повезло — пастор дон Андреас Сальвадори из района Тремозины на озере Гарда послал карабинерам, на службе которых он находился, донесение о результатах своей рекогносцировки замка Рива дель Гарда, но это донесение попало в руки наших властей. Его отправили в Вену подальше от этой ирредентистской местности, где и приговорили к полутора годам тюремного заключения. Однако вскоре он был амнистирован.

Шпион в рясе был тогда для меня еще новым типом представителей данной профессии.

Необычная история произошла в августе 1912 года в Белграде. Однажды ночью возле дома австро-венгерского военного атташе, находившегося в отпуске, остановилась карета с элегантно одетой супружеской парой и мальчиком, а также дорожными чемоданами. Кухарке атташе они передали от него письмо, сказав, что еще утром якобы беседовали с ним в Вене. И хотя казалось, что эти люди хорошо ориентированы в порядках, принятых в доме, кухарка засомневалась в истинности содержавшихся в письме указаний о предоставлении непрошеным гостям дома для ночлега. Поэтому она направила их к атташе посольства графу Дубскому. При этом прислуга не дала себя переубедить чужакам, которым такое ее решение явно не понравилось. С тех пор о странной паре никто ничего не слышал. Как и предполагала кухарка, майор Геллинек на самом деле никакого письма не писал. В результате маленькая хитрость наших противников, а в том, что это была их выдумка, сомневаться не приходилось, не удалась.

Как я и предполагал, русские не отказывались от содействия в деятельности своей широко разветвленной шпионской сети находившегося в Вене военного атташе. Правда, установленное за ним негласное наблюдение долгое время не давало результатов, но потом разоблачения посыпались как из рога изобилия.

С начала марта 1913 года венское управление полиции, агентурная группа «Эвиденцбюро» и командование военными учебными заведениями занимались братьями Яндрич. Один из них, а именно Чедомил, был обер-лейтенантом и слушателем военной школы, а другой, Александр, — бывшим лейтенантом. Одновременно возникли подозрения и против лейтенанта Якоба. При этом наши наблюдатели установили, что в квартире фельдфебеля в отставке Артура Итцкуша появляется полковник Занкевич. После третьего посещения им Итцкуша против фельдфебеля было начато следствие.

В общем, в начале апреля не осталось сомнений в том, что все нити вели к Занкевичу, сумевшему завлечь в свои сети также и отставного полицейского агента Юлиуса Петрича и железнодорожного служащего Флориана Линднера. Все замешанные в шпионаже были арестованы, и мне было приказано доложить об этом министру иностранных дел. Когда я закончил свой доклад, граф Берхтольд от изумления застыл как соляной столб и долго молчал. Поэтому мне пришлось повторить свой вопрос о том, что он в связи с этим намерен предпринять. В результате Занкевич отправился вслед за своим предшественником назад в Россию, прихватив с собой в качестве трофея донесения обоих братьев Яндрич и других своих вышеназванных шпионов.

Вскоре к нам в руки попали еще два его помощника, Беран и Хашек, которым он предложил отправиться в Стокгольм за получением вознаграждения. В задачу Берана входило проведение разведки в корпусном районе 8-го корпуса, штаб которого располагался в Праге, и оправка полученных разведданных непосредственно в Петербург. Он клялся в своей невиновности и придумал себе довольно странную отговорку, будто бы причиной его общения с Занкевичем являлось заблуждение в том, что русский исходя из развратных соображений хотел через него познакомиться с одним офицером. В этой связи в приговоре было специально отмечено, что в таком случае Занкевич вряд ли обратил бы внимание на высокопоставленного офицера. Таким образом, честь полковника была сохранена хотя бы в данной столь щекотливой области.

Запомнился еще один сам по себе достаточно простой процесс по делу некоего Ицкуша, ибо на нем я в последний раз выступал в Вене в качестве военного эксперта по вопросам, связанным со шпионажем. На суде адвокат, на этот раз доктор Розенфельд, как это зачастую практиковала защита, попытался отклонить мою кандидатуру. В принципе мне можно было спокойно покинуть зал судебных заседаний, так как советник земельного суда доктор Альтман и прокурор доктор Хюбель настолько хорошо разобрались в материалах дела, что в моей помощи не нуждались.