Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская

Я отвернулся от Магнуса, и Альрик, который вроде бы только что стоял на другом конце площади, шепнул мне в ухо:

— Ну-ка быстро помахал сыну конунга! Это приказ.

Скривив лицо, я поднял руку и сделал неопределенное движение.

— И улыбайся, волчья сыть!

Пришлось улыбнуться. Пацан аж лицом просветлел.

— Пока конунгов сын к тебе благоволит, изволь вести себя дружелюбно. Нам еще зиму зимовать в Хандельсби. И бед из-за обиженного мальчишки мне точно не нужно. Понял?

Тем временем, на пригорок поднялся ярл Хрейн со своими людьми. И их было поменьше, чем вчера. Наверное, готовят отход в случае проигрыша. Или сбежали. Такое часто бывает, если предводитель теряет удачу, а Хрейн уже показал себя неудачником. Проиграл бой на острове, потерял людей и сына и по сути уже уступил в суде. Три раза. Три провала. Странно, что хоть кто-то с ним остался.

— А где Эрн? — крикнул Хрейн. — Неужто остатки разума покинули его, и он сбежал в лес?

Ульверы расступились, и сакравор медленный и могучий, как медведь, выступил вперед. Он был без доспехов. Тонкая полотняная рубаха, поверх которой лежал крошечный топорик — амулет, что раньше носил ярл Сигарр, штаны да обувь. И огромная секира.

Откуда-то вынырнул вчерашний тщедушный человечек, глянул на Эрна, затем на Хрейна и объявил:

— Бой до смерти. Три щита. Сходить со шкуры нельзя!

Конунговы люди вчетвером приволокли огромный сверток, раскатали его, и я увидел шкуру какого-то колоссального зверя. В распластанном состоянии она была длиной в десять шагов и шириной в шесть, насыщенного цвета крови. Короткий мех ровным слоем покрывал ее, утолщаясь посередине.

— Что это за зверь такой? Неизвестная тварь? — спросил я у Хвита, но даже всезнающий скальд не смог ответить.

За Хрейна вышел биться один из его лучших хускарлов, семирунный Рун. Как я понял из его слов на суде, Эрн убил его жену и ребенка в доме Хрейна, потому он хочет отомстить. Ну или помереть. Тут как получится. Но Рун выглядел сегодня иначе. На нем была кольчуга плотной вязки, шлем с лицевой пластиной, закрывающей лоб и переносицу, кожаные наручи. На поясе висел топорик, о котором мне приходилось только мечтать. Металл отблескивал звездным светом, значит, при его ковке туда вмешали истолченные кости тварей. Это делало лезвие менее хрупким, но при этом прочным, и зарубки на его острие появлялись гораздо реже. Ну и щит. Хрейн не поскупился и дал хороший щит, с внешней стороны обтянутый толстой кожей, хотя вряд ли он переживет битву.

Впрочем, дело было даже не в его оружии или доспехах.

Вчера Рун показался мне обычным хускарлом, даже напомнил отца: рыжий, бородатый, коренастый, равнодушный и как будто обреченный. Словно после смерти семьи он уже не хотел жить. Сейчас же у него только что дым из ноздрей не шел: взгляд дикий, морда красная, и он все время потряхивал щитом. Замрет и снова тряхнет.

— Заходите на шкуру! — прикрикнул тщедушный. — Да свершится воля богов!

Да свершится.

Оба бойца встали на кроваво-красную площадку и остановились. Я думал, что сакравор сразу кинется и зарубит Хрейнова человека, но он не спешил.

Я, конечно, безумец и храбрец, каких мало, но даже мне сложно просто так взять и убить кого-либо. Как и опытным тертым воинам. Поэтому перед битвой один на один противники обычно сражаются словами: кидают оскорбления, насмехаются друг над другом, распаляют себя. Некоторые напиваются. Некоторые доводят себя до бешенства. Есть и такие, что могут с холодным сердцем и умом перерезать горло собутыльнику, улыбаясь при этом, но их обычно сторонятся.

Не знаю, что сожрал или выпил Рун. Он явно был не в себе, ибо заорал и бросился к сакравору, высоко задрав щит и замахнувшись топориком. Эрн небрежно чиркнул секирой по низу. Рун подпрыгнул и рубанул сакравора по голове, в последний момент извернулся, ударив в бок. Негромкий лязг металла о металл разнёсся над затихшей толпой. Первый удар Эрн легко отбил секирой, хотя видит Фомрир, с секирой куда проще нападать, чем обороняться.

Хрейнова поединщика эта неудача не смутила. Покраснев еще сильнее, он осыпал Эрна ударами со всех возможных сторон. Будто сучья у дерева рубил. Сакравор стоял как скала — неподвижно и непреклонно. Он не отступал ни на шаг, врос в шкуру ногами и небрежно отбивал атаки.

Минуло лишь двадцать ударов сердца, как Рун отскочил едва ли не к краю шкуры. Всего два удара чудовищной секиры разрубили его щит на три части.

Сменив щит, рыжий кинулся на неподвижного Эрна.

Вновь разгорелась горячая схватка. Горячая, потому что волны рунной силы плескали невероятным жаром. От обоих бойцов шёл пар, и не из-за мороза. Люди, что стояли поблизости, отшатывались от алой шкуры, будто там бушевало пламя.

Лицо Руна раскраснелось так, что уже перешло в багровый. Те удары, что он обрушивал на сакравора, могли бы смести любого равного бойца: сильные, точные, за каждым движением были года схваток и тренировок. Но ни один не достиг цели. Эрн отражал их секирой и голыми руками легче, чем иные — щитом.

Глухо скрежетнул разрубаемый металл, и пролилась первая кровь. Секира разрубила железный умбон щита и кисть Руна. Он стряхнул щит с руки, и вслед за ним упали два отрубленных пальца. Хускарл удивленно глянул на изуродованную руку, повертел ей, а потом взял последний щит, нацепив его на запястье. Тяжёлые капли крови стекали на звериную шкуру и исчезали на ней без следа. Словно она пила кровь.

Видимо, хольмханг близился к концу.

Впервые с начала поединка сакравор двинулся с места. За один шаг он приблизился к противнику и ударил секирой по левому плечу. Широкое тяжёлое лезвие прошло сквозь кольчугу, плоть и кость без сопротивления. Отрубленная рука шлёпнулась на шкуру, звякнув кольчугой напоследок. Из обрубка брызнула кровь так, что достала до ближайших зрителей.

Еще один взмах секиры, и правая рука последовала за левой. Затем Эрн легонько толкнул Руна топорищем.

Рыжий все не сдавался. Он попытался встать. Левая половина лица скривилась в жутком подобии улыбки. И он рухнул замертво.

Сакравор неверяще уставился на труп. Кажется, он не собирался так быстро заканчивать бой.

Рагнвальд поспешно вскочил, раскинул руки и провозгласил:

— Вы все видели волю богов! Хрейн лишается звания ярла и изгоняется из этих земель на три года. На эти три года его не укрывает закон, не защищает обычай. За его смерть нельзя мстить, нельзя спрашивать виру. Но ничье оружие не должно коснуться его, пока он не выйдет за пределы фьорда.

Хрейн знал, как и мы все, каков будет итог. Уверен, что он подготовился. Наверное, потому на поединке присутствовали не все его люди.

Я оглянулся на пристань. До нее отсюда не меньше тысячи шагов.

Сакравор стоял, оперевшись на секиру, и смотрел на Хрейна. Пристально, упорно. Спокойствие на его лице плохо сочеталось с кровавыми потеками на его лице и рубахе.