Стеклянный город - Карина Разумовская

— Раньше ходил на эйрбол, — коротко ответил Леон.

Я чувствовала, как наш разговор заходит в тупик. Но сдаваться не собиралась, поэтому спросила:

— Почему раньше? Что-то не понравилось?

— Не знаю, — он пожал плечами и призадумался. — Много мозгов там иметь не надо. Я променял эту секцию на шатры.

— О да-а, — протянула я. — Хотя, если честно, в шатрах тоже много ума не требуется. Главное, уметь логически мыслить.

— Ты ходила? — уже более оживлённо поинтересовался он.

— Да, но мне это показалось немного… нудным занятием, — честно ответила я. — Мой друг туда ходит.

— Я видел, — нахмурившись, кивнул блэкер, — Дарррен, кажется?

Блэкер заметно потускнел, когда я его упомянула.

— Ага, — проговорила я, и на некоторое время между нами возникла напряжённая тишина.

— Вы с ним… встречаетесь? — немного неуверенно спросил Леон.

— С кем? С Дарреном? — Я рассмеялась, отчего мой напарник немного смутился. — Нет, мы с ним очень хорошие друзья и только.

— А ты уверена, что твой друг считает так же?

Я бросила на блэкера недоверчивый взгляд и проговорила:

— Конечно, уверена. А ты сомневаешься в дружбе между парнем и девушкой? — спросила я.

— Нет, — даже не задумываясь сказал Леон, — у меня тоже есть хорошая подруга. Ты же знаешь Морал?

«Какой грэйер не знает эту грэйерненавистницу?» — подумала я, на словах же сказала:

— Да. Вот видишь, ты должен меня понимать.

— Просто в моём случае немного другая ситуация. Морал любит моего брата, поэтому я и исключаю мысль о том, что у неё есть ко мне какие-то чувства.

Блэк влюблена в его брата? Не знала таких подробностей. Странно, что он вообще мне об этом говорит.

— У Даррена тоже время от времени появляются какие-то девушки, так что всё нормально.

Мы снова притихли: расспрашивать о Морал и его брате было бы не тактично с моей стороны, а разговор о дружбе между парнем и девушкой исчерпал себя.

В один момент, как бы из ниоткуда и в то же время сразу отовсюду, раздался гулкий скрежещущий звук. Я слегка вздрогнула и машинально возвела глаза к высокому стеклянному своду потолка.

— Боишься? — спросил Леон, увидев мою реакцию.

— Никак не могу привыкнуть к этим звукам, — проговорила я, переводя взгляд на блэкера.

— Радуйся, что они есть, — попытался он меня подбодрить. — Знаешь, почему так получается?

Я кивнула головой и сказала:

— Из-за разного давления между внешними и внутренними стёклами Пирамиды.

— Ага, — подтвердил блэкер. — Воздух попадает в межстекловое пространство и под другим давлением с силой выталкивается обратно, создавая такой звук. Бояться нужно будет, когда ты перестанешь его слышать.

— Что может на это повлиять? — взволнованно спросила я.

— Подъём давления в самой Пирамиде. Помнишь, ты говорила на конференции о внешнем давлении, измена которого очень опасна?

— Конечно, помню, — вздохнула я, прокручивая в голове моменты с той роковой конференции.

— Так вот, смена давления в самом городе ещё опасней. Воздух из межстеклового пространства не будет выталкиваться обратно и, накапливаясь, начнёт давить на внешнее стекло, вследствие чего оно может просто лопнуть.

— Зачем ты мне это говоришь? — с ужасом спросила я, тревожно обхватывая руками свою голову.

— Извини, не хотел тебя пугать, — виновато проговорил блэкер.

— Совсем не испугал, — наигранно усмехнулась я. — Подумаешь, умрём.

— Не бойся, ничего не случится, — поспешил он меня успокоить. — Давление ежесекундно отслеживается и регулируется на всех уровнях города.

— Я понимаю, но всё равно страшно. Я иногда начинаю думать о том, что произошло с одним из космических кораблей, и меня просто начинает трясти. Там ведь тоже всё было предусмотрено, однако он взорвался, и столько людей погибло: отцы, матери, дети — все! — Говоря это, я вдруг почувствовала, как начали краснеть мои глаза.

Леон взял меня за руку и спокойно сказал:

— Конечно, никто ни от чего не застрахован. Ты права: может случиться что угодно. Но таких шансов — один на миллион. Нельзя растрачивать свою жизнь на мысли о том, чего, вероятнее всего, не произойдёт. Радуйся, наслаждайся моментами, бери от жизни как можно больше. Тогда на случай, если это всё же произойдёт, ты будешь спокойна, зная, что прожила замечательную жизнь.

От его слов и ощущения тёплых рук мой страх развеялся.

Чёрная атласная рубашка, чёрный кашемировый костюм, чёрные лакротные[1] туфли — всё это было бы совершенно обычно и привычно для меня, не окажись в моём наряде единственного атрибута другого цвета — отливающего золотом галстука.

Я пригладил непослушные волосы, которые буквально час назад были аккуратно уложены стилизором, и отвёл взгляд от своего отражения в зеркале. В малом предвыходном зале собралось уже довольно много народа, ожидавшего своего выхода на сцену. До открытия бала оставалось не больше пятнадцати минут. Я огляделся в поисках своей напарницы, но её нигде не было видно. Однако недалеко от себя я разглядел Мельсона, костюм которого являлся аналогичным моему, а рядом с ним — и свою подругу, которая с недовольным видом говорила что-то Бруно, теребя подол своего золотого платья.

— Я сейчас закричу! — нервно воскликнула Морал, когда я подошёл к ним.

— Что случилось, Мо? — обеспокоенно спросил я.

— Ненавижу этот бал, ненавижу это платье! Я выгляжу в нём, как недоделанная фея! — продолжала возмущаться подруга.

— Мо, всё нормально. Ты здорово выглядишь в этом платье, — попытался я успокоить её и взглянул на Бруно, надеясь на его поддержку.

— Да, — сказал очень многословный парень.

— Не нужно меня успокаивать! — завопила Морал.

— Я не успокаиваю, а говорю, как есть. Могу хоть раз сделать подруге комплемент?

— Не нужно мне твоих комплементов, — жёстко ответила Морал, но голос всё же немного понизила.

— Радуйся, наоборот, — проговорил я, поправляя перед зеркалом свой золотой галстук. — Когда ещё ты сможешь надеть одежду другого цвета?

— Не хочу я другого цвета. Я хочу чёрный!

Мы с Бруно озадаченно переглянулись.

— Всё, не надо мне больше ничего об этом говорить, — резко успокоилась Морал. — Лучше скажи, твой брат придёт? — Она в ожидании посмотрела на меня.

— Не думаю, Мо…

— Вот и хорошо. Если он увидит меня в этом принцессьем наряде, точно больше не позвонит, — грустно вздохнула подруга, а затем неожиданно воскликнула: — И хватит звать меня Мо!