Беспокойное сокровище правителя - Оксана Чекменёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Правда? - учитывая всё, рассказанное прежде, верилось с трудом.
- Я сам не сразу поверил. Но...- в руках Ростислава вдруг появился большой фотоальбом.- Убедись сама.
Взяв предложенный мне роскошный розовый, отделанный кружавчиками, золотым тиснением и виньеткой с украшенной завитушками надписью «У нас дочка!» альбом, я открыла толстую обложку и уставилась на два снимка с чёрно-белыми пятнами. Не сразу опознала в них снимки с УЗИ - у мамы были такие же на каждого из нас.
Под первым снимком, где у ребёнка голова и тело были практически одного размера, была подпись: «До рождения Виктории осталось шесть месяцев», под следующим: «До рождения Виктории осталось четыре месяца». Перевернув страницу, я увидела ещё четыре снимка - за три, два, один месяц и за две недели до моего рождения.
- Обычно, если ребёнок развивается нормально, достаточно трёх УЗИ, но твоей маме назначили шесть. Кирилл хотел быть уверен, что ты в порядке - так он говорил. Но мне кажется - просто хотел почаще тебя видеть. Ему передавали копии всех снимков и видео. Мне пришлось пересмотреть их все - я должен был подтвердить, что красивее ребёнка прежде не видел. Учитывая, что ты была первым и пока единственным ребёнком, которого я видел до рождения, с чистой совестью это подтвердил - конкуренток у тебя точно не было.
- Забавно,- перелистывая страницу, пробормотала я себе под нос.- Гормональный сбой был у моей матери, а сумасшедшей овуляшкой стал отец.
Пауза, а потом хохот. Удивлённо взглянула на мага - он что, впервые эту шутку слышит? Хотя... Вряд ли он часто сидит в интернете, да ещё и в юмористических пабликах.
На следующей странице оказалось несколько фотографий новорожденного младенца - красноватое, сморщенное, какое-то приплюснутое лицо, глаза закрыты и от этого только заметнее припухшие веки. В общем, ужас.
Подпись под снимками извещала: «Виктория, 27 минут от роду».
- Н-да, красота неописуемая,- пробормотала я, поскорее перелистывая страницу.
Дома у нас были снимки новорожденных - и братьев с сестрой, и мои,- но там мы всё же немного старше, личики разгладились и посветлели, глаза видно, нас с Серёжкой вообще только на выписке впервые сфотографировали, мобильников с камерой тогда ещё не было. То есть, как я теперь понимаю, это не мои снимки были, а Верочкины, а я могла просто сама по себе такой страшненькой быть.
А, нет, на следующих снимках я весьма похорошела, если с предыдущими сравнивать, хотя прошло всего около суток. Я всё ещё была похожа на лягушонка, но глаза открыты, лицо уже не такое сморщенное и цветом нормальное стало, в общем, ужас уже не внушаю.
- Твой отец ждал под дверью родзала и впервые взял тебя на руки, когда медсестра несла тебя в детскую.
- И его пустили? - раньше вроде бы даже официальных отцов в роддома не пускали, не то, что совершенно, по документам, постороннего мужчину.
- Это был наш роддом,- маг сделал ударение на слове «наш», словно это всё объясняло.- Кто бы посмел его не пустить?
Наверное, мой биологический отец был там какой-то шишкой. А может, другом главврача или ещё кем? Ладно, теперь это уже неважно.
Фотографии на следующей странице почти ничем не отличались от предыдущих, разве что рисунком на пелёнке и подписью: «Виктории два дня». А вот дальше было интереснее.
Здесь младенец был уже не один. Его - то есть, меня,- держал на руках мужчина лет сорока пяти-пятидесяти на вид. Тёмно-каштановые, слегка вьющиеся волосы, такие же, как у меня, зачёсаны со лба назад, как было модно в сороковые-пятидесятые года прошлого века. Мне такие причёски никогда не нравились, но ему, как ни странно, шло. Светлые глаза смотрели на младенца, лежащего у него на руках. И как смотрели!
Сколько же любви, нежности и восхищения было в этом взгляде, как бережно, словно величайшую драгоценность, он держал крошечный свёрток в пёстрой пелёнке. Особенно хорошо это было видно на фотографии крупным планом - только лицо мужчины и младенец, который серьёзно, как могут только новорожденные, смотрел на того, кто держал его на руках.
- Он и правда меня любил,- прошептала я, словно заворожённая этим взглядом.- По-настоящему.
- Ты была его сокровищем,- кивнул Ростислав.- После твоего рождения он вышел на пенсию, чтобы как можно больше времени проводить с тобой.
- Но как?
- Он купил квартиру по соседству с твоей мамой и собирался поселиться в этой провинциальной хрущёвке, оставив просторную сталинку в центре Москвы. Он смог бы видеть тебя во время прогулок. Планировал стать незаменимым помощником - мужские руки в доме всегда нужны, полочку повесить, шкаф передвинуть, а к кому обратиться одинокой женщине, как не к соседу, всегда готовому помочь. В его долгосрочных планах была даже женитьба на твоей матери.
- Но... Он же старый!
- Для тебя - да, старый. Но и Галине было уже далеко не восемнадцать. Конечно, разница у них всё равно была порядочная, но Кирилл был интересным мужчиной, который умел ухаживать за женщиной и знал, как стать ей нужным, а надёжное мужское плечо, на которое можно опереться, ценилось женщинами во все времена.
- Ему же почти тысяча лет была!
- Галина бы этого не знала. К тому же, выйдя за него, она не потеряла бы тебя, даже стань ты магом. То есть, в школу ты всё равно бы поступила, но на выходные и каникулы тебя забирали бы домой. Ну, а если бы твоя мать не ответила на его ухаживания - он всё равно остался бы вашим соседом, возможностей для общения с тобой нашлось бы немало. Кирилл всё распланировал, не учёл только того взрыва.
- Он тоже там погиб?
- Нет. В квартире шёл ремонт, и он ещё не переехал, жил в гостинице. А в тот день ждал в поликлинике, чтобы увидеть тебя впервые за неделю. Но этот взрыв убил и его.
- Как?
- Когда пришло сообщение о взрыве и твоей гибели, Кирилл разом потерял всю свою магию. Одномоментно. Это словно бы обширный инфаркт у человека. Бывает у пожилых магов при сильном стрессе. Когда магия уже начала понемногу уходить, ей проще покинуть владельца. С молодыми магами такое не происходит никогда, с пожилыми только на моей памяти случалось трижды. Правда, два других случая не были смертельными, была потеряна лишь часть магии, это несколько приблизило смерть, но не более. Продолжая аналогию - они пережили инфаркт, а вот Кирилл...
- Он умер?
- Да. Два часа спустя. Он очень тебя любил, Вика.
Мы посидели, помолчали. Мне было чисто по-человечески жаль того старого мага, который так любил свою дочь, но, как и в случае с Галиной, никаких родственных чувств во мне не проснулось. Меня только что забрали от любящих родителей, и замены, тем более давно умершей, мне было не нужно.
Посидев и помолчав достаточно, чтобы проявить скорбь исключительно из солидарности с магом, я собралась перелистнуть следующую страницу альбома и была остановлена словами: