Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

В незапамятные времена, как только сумерки сгущались над Парижем, аккурат после вечерни, множество цепей перегораживали Сену от берега к берегу, и неусыпные сторожа ходили, проверяя каждый час, заперта ли заветная цепь, пришвартованы ли гребные и парусные суденышки, как гласит о том королевский указ.

Со временем «за ветхостью» большинство цепей было снято. Остались лишь две, запирающие речной вход и выход из города. И хотя, соблюдая раз и навсегда заведенный маршрут, стражники по-прежнему иногда проходили по пирсам, тянущимся за малым исключением вдоль всего берега Сены, их вовсе не занимало, что в столь поздний час то здесь, то там виднеется лодка нарушителя августейшей воли.

Однако ритуал есть ритуал. Сучок, скрывающий место швартовки баркаса, был его неотъемлемой частью.

Легкое суденышко неспешно двигалось вперед, то ныряя под сводчатые арки мостов, то обходя далеко выдающиеся в воду торговые пристани. Шкипер негромко, но заученно четко давал счет, командуя нашей, в сущности, неумелой командой, при каждой возможности чуть слышно ругаясь себе под нос. За бортом, по берегам реки, мелькали спящие твердыни парижской крепости, ощетинившийся шпилями, точно дикобраз, многопушечный Турнель, Польский отель, хранящий память о страстных принцессах вместе с любовниками, с детским восторгом наблюдающих ненасытное пламя костров, пожирающее гордого старца де Мале и его собратьев тамплиеров. Проклятию великого магистра суждено было сбыться, и, как поговаривали суеверные злословы, по сей день тяжкий груз его предсмертных слов лежал на судьбе королевского дома.

Проплыл мимо и остался за бортом каменный корабль Ситэ, привязанный к берегам мостами, запертыми на ночь замками Пти-Шатле и Гран-Шатле. Мелькнул, вырвавшись из тени королевских садов, насаженных на западной оконечности Ситэ, островок Коровьего перевоза. С него вяло окликнули шкипера стражи Гревского порта, но, должно быть, услышав знакомый голос в ответ, утратили всякий интерес к баркасу. Вот и порт, вернее, порты – винный, зерновой, угольный – остались позади. Пожалуй, здесь да еще в Сен-Поле в этот час имелось столько стражи. От самого берега, от всех этих многочисленных понтонов до Гревской площади тянулись бесчисленные дворы, к радости и достатку хозяев превращенные в склады. Даже колоннада ратуши была заставлена бочками виноторговцев… Дальше, за небольшой, давно уже ставшей бесполезной, крепостью времен Карла V – Барбо, потянулись стены монастыря целестинцев и, наконец, фруктовые сады, подступающие вплотную к Сен-Полю.

Вот замаячили впереди величественные особняки Жуй и Сане, точно верные телохранители, стерегущие покой королевской резиденции, и чуждые их королевскому величию несколько чудом зацепившихся за береговую кромку лачуг перед ними. Туда сейчас и лежал наш путь. Еще несколько минут – и вся моя крошечная армия была на берегу. Теперь осталось лишь ненадежнее замаскировать «флот» и начинать «победоносное наступление». Дай бог, чтобы противник подольше его не замечал!

Когда бы Жуй и Сане могли сдвинуться с места, чтобы закрыть собой замок, над которым нависла угроза гасконского нашествия, возможно, они бы не преминули это сделать, но судьба им была стоять неподвижно, безучастно наблюдая за походом невиданного войска. Зубчатая стена Сен-Поля, возвышаясь над рощицами раскидистых деревьев королевского сада, тянулась на полтора с лишним лье – загадочным многоугольником, казалось, лишенным какой-либо четкой оборонительной системы. Так, словно фортификатор, возводивший замок, в задумчивости исчеркал пергамент соединенными между собой линиями, а его подручные взяли да и приняли плод задумчивости мастера за руководство к действию. Но как бы то ни было, в прежние времена здесь хватало места для двух десятков принцев с их дворами для многочисленной челяди и дюжины львов, проживающих в специальном Львином Дворце.

Сейчас замок спал. Как обычно, главный мажордом, проверив, зажжены ли факелы во всех залах, переходах, углах дворца и на ступенях замка, в присутствии главного камергера, прево Парижа, прево замка и иных вельмож, вместе с пожеланием спокойного сна, передал Его Величеству ключи от ворот дворца, тем самым гарантируя его обитателей от внезапного вторжения. Ключи ночуют под подушкой, но для начальника дворцовой стражи, обходящего со своими людьми округу и строго надзирающему, чтобы никакой шум и беспорядок не тревожил высокородную публику, обитающую в Сен-Поле, в воротах существует калитка. Для нас она тоже вполне подходила.

Тяжелая дверка задрожала под ударами. Должно быть, стук в неурочное время отвлек стражника от любимого занятия. Ждать пришлось довольно долго, но вот в зарешеченном окошке показалась недовольная физиономия с нахмуренными бровями над недобрыми глазами.

– Ну, чего надо?! – рявкнул служака.

– Болван! Ты что, не видишь, кто перед тобой?! – в тон ему прорычал я, откидывая капюшон плаща.

Лицо за решеткой сместилось чуть в сторону, уступая место фонарю с тремя свечными огарками внутри.

– О Мадонна! – с итальянским акцентом выдохнул привратник. – Клянусь мощами Господними! Наваррец!!!

В каждом глазу хранителя входа и выхода блеснуло по двадцать пять тысяч ливров, и звон монет произнесенной в уме суммы вознаграждения заглушил в голове солдата и слова приказа, и вялые доводы рассудка. Недаром же слово «солдат» происходит от наименования монеты – сольдо. Он уже видел меня за решеткой! Оставалось лишь протянуть руку!

– Передай своему командиру, что таким недоношенным ублюдкам козы и лангуста, как вы, никогда не поймать меня! – Надменно произнеся заготовленный монолог, я прицельно плюнул в лицо стражника и, развернувшись, зашагал прочь от калитки.

Наверняка, будь на месте этого стражника швейцарец, он бы, флегматично выругавшись и стерев с лица плевок, побрел докладывать своему командиру о случившемся, оставив незадачливым заговорщикам измышлять иные способы проникновения в замок. А вслед за этим швейцарцы вышли бы немалым числом и прочесали весь сад вдоль и поперек, чтобы найти злого обидчика. И, вероятнее всего, нашли бы. Однако после истории с Лувром спрос на услуги этих неспешных, но по-медвежьи упорных вояк заметно упал. Теперь, как всегда, подозрительная Черная Вдова поручила охрану замка своему троюродному брату, известному тосканскому кондотьеру Джиованни Сальвиати, потомку богатого банкирского дома, ставшему в «гостеприимной» Франции маркизом д'Аржи и генерал-лейтенантом королевской пехоты. Сформированный им из пьемонтцев, савояров и католиков Прованса легион [19] , быть может, и отличался особой верностью королеве Екатерине, но для нас эти наследники славы Цезарей были ценны совсем другим. Они так же вспыхивали в ответ на оскорбления, как и гасконцы, и так же отличались от остальных чернотой волос и смуглостью кожи, как и мои гвардейцы. Когда наши разведчики, вернувшись, принесли мне эту радостную весть, я счел ее весьма добрым предзнаменованием. И, судя по лязгу отодвигаемых за моей спиной засовов, не ошибся.

Королям не подобает бегать, но никто не может помешать им быстро ходить. Очень быстро. Еще быстрее! Позади меня послышался звон сотрясающегося железа. Легионеры маркиза д'Аржи прыжками неслись вслед за уходящим вдаль монархом, мысленно, должно быть, уже деля на троих сумму причитающегося за мою голову вознаграждения. Еще один их сотоварищ, продолжавший оставаться на боевом посту, чуть замешкался у открытой калитки, созерцая погоню, и… вероятно, именно эту картину увидел в его глазах святой Петр, открывая раннему гостю ворота. Клинок де Батца вонзился ему в горло, рассекая аорту и лишая несчастного возможности поднять тревогу.