Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе (сборник) - Генри Райдер Хаггард

– Быть может, вам лучше еще испытать его немного, – проговорил молодой человек, стоявший рядом с Перейрой, когда Леонард хотел принять приглашение Желтого дьявола, – пошлите за рабом, и пусть он даст нам наше обычное доказательство, т. е. собственноручно зарежет его; это самое лучшее!

Перейра замялся было, но Леонард снова нашелся.

– Молодой человек, – вскричал он с большей яростью, чем прежде, – я перерезал горло большему числу людей, чем те, которых вы хлестали бичами. Но если вы хотите доказательства, то я вам могу его дать. Идите сюда, молодой петушок, идите! Здесь достаточно светло, чтобы пощипать у вас перья!

Работорговец побледнел от бешенства, но, видя атлетическую фигуру и смелые глаза Леонарда, остановился в нерешительности, рассыпавшись в угрозах и грязных ругательствах.

Трудно сказать, чем могла бы окончиться вся эта сцена, но Перейра поспешил прекратить ссору.

– Тише! – загремел он своим могучим голосом, встряхнув в бешенстве седыми волосами. – Я принял этого человека, и он будет нашим гостем. Неужели моих слов недостаточно для такого молодого горлопана, как ты? Заткни свой безобразный рот, или, клянусь святыми, я закую тебя в цепи!

Работорговец повиновался. Быть может, он сам был рад удобному случаю избежать борьбы с Леонардом. Как бы то ни баю, но, бросив на последнего злобный взгляд, он, замолчав, отступил назад.

Восстановив тишину, Перейра подозвал Леонарда, пожал ему руку и приказал рабу принести вина для нового гостя. Затем он обратился к собранию со следующей речью:

– Дети мои, мои дорогие товарищи, мои верные, испытанные друзья! Наступил печальный для меня момент, когда я, ваш старый предводитель, должен проститься с вами. Завтра гнездо не увидит более Желтого дьявола, и вы должны найти себе другого главу. Увы! Я постарел, не могу больше стоять на высоте своей задачи, а торговля теперь не та, что была прежде, благодаря этим проклятым англичанам и их крейсерам, шныряющим повсюду в наших водах, чтобы отнимать у честных людей плоды их дел. Около пятидесяти лет я был связан с делом. Думаю, что туземцы этих мест вспомнят обо мне не с гневом, о нет, но как их благодетеля. Ведь разве около двадцати тысяч их молодежи не прошло через мои руки, не было избавлено мною от проклятия варварства и не было послано изучать блага цивилизации и мирные искусства в домах добрых и снисходительных господ? Иногда, не часто, но по временам, в наших маленьких экспедициях проливалась кровь. Я сожалею об этом, но что поделаешь? Этот народ так упрям, что не может понять, как хорошо для него покориться моей власти. Когда нам мешали в нашем добром деле, приходилось сражаться. Мы все хорошо знаем горечь неблагодарности, но должны переносить ее. Таково испытание, посылаемое нам Небом, и вы, мои дети, должны всегда помнить об этом!

Итак, я удаляюсь теперь с теми скромными сбережениями, какие мне удалось собрать за свою трудовую жизнь. Удаляюсь, чтобы провести закат своих дней в мире и молитвах. Но мне надо устроить еще одно маленькое дельце. Во время нашего последнего путешествия на наше счастье к нам в руки попала дочь проклятого англичанина. Я привез ее сюда и, в качестве ее покровителя, просил вас собраться сюда, чтобы выбрать среди вас ей супруга, как велит сделать мне мой долг. Я не могу взять ее с собой, так как вблизи Мозамбика, куда я переселюсь, ее присутствие у меня могло бы подать повод к неприятным вопросам. Вот почему я и решил великодушно передать ее другому.

Но кому отдать эту драгоценность, эту жемчужину, эту прелестную, милую девушку? Находясь среди столь ужасных господ, как вы, разве я могу поставить одного выше другого и объявить его более достойным девушки? Я не могу сделать этого и должен предоставить все случаю: я знаю, что Небо выберет лучше меня. Поэтому тот, кто сделает мне самый щедрый подарок, получит эту девушку, чтобы она услаждала его своей любовью. Сделает подарок, – заметьте, а не заплатит цену!

Быть может, будет лучше всего установить, что размер подарка будет определен обычным путем, посредством состязания в унциях золота, если вам угодно.

Еще одно условие, мои друзья. В этом деле все должно быть сделано, как следует: церковь должна произнести свое слово, и тот, кого я изберу, будет обвенчан с девушкой, здесь, в нашем присутствии. Разве у нас нет под рукою священника, и неужели мы на найдем для него занятия?

Теперь, дети мои, пора приступить к делу. Эй, вы, приведите английскую девушку!

Речь Перейры прерывалась возгласами самого иронического свойства, а объявление о предстоявшей церемонии бракосочетания было встречено взрывом грубого смеха.

После этого шум прекратился, и все стали ждать появления Хуанны.

Через несколько минут показалась фигура, одетая в белое. Ее сопровождало несколько человек.

Легкими, быстрыми шагами женщина прошла по открытому пространству, освещенному лунным светом, смотря прямо перед собою, пока, наконец, не подошла к веранде, где и остановилась. Здесь в первый раз Леонард увидел Хуанну Родд. Она была высокого роста, чрезвычайно стройная, темные волосы завязаны узлом на затылке ее прекрасной головы. У нее были замечательно тонкие черты и прекрасный цвет красивого округлого лица, но замечательнее всего были глаза, цвет которых менялся от серого до голубого оттенка, в зависимости от падавшего на них света. Леонард увидел, что они были велики, прекрасны, бесстрашны, но вместе с тем нежны. Одета она была в роскошное арабское платье, а на ногах – сандалии.

Остановившись перед верандой, Хуанна заговорила чистым, приятным голосом:

– Что вам еще нужно от меня, дон Антонио Перейра?

– Голубка моя, – отвечал негодяй грубым и насмешливым тоном, – не огорчайтесь вашей неволей. Я обещал вам найти супруга, и вот все эти любезные господа собрались здесь для того, чтобы я мог сделать между ними выбор. Теперь ваш брачный час настал, моя голубка!

– В последний раз прошу вас, – заговорила снова девушка. – Я беззащитна и никому из вас не сделала зла. Позвольте мне уйти, умоляю вас!

– Позвольте уйти! Как? Кто же может тронуть вас, моя голубка? – отвечал старый сатир. – Я ведь сказал, что хочу отдать вас супругу!

– Я никогда не пойду к избранному вами супругу, дон Антонио, – сказала Хуанна серьезным, твердым голосом. – Будьте уверены в этом, вы все! Я не боюсь вас, зная, что Бог поможет мне, а теперь, обратившись к вам в последний раз с просьбой, я в последний раз предостерегаю вас, дон Антонио, и ваших злодеев-товарищей также. Прекратите ваши беззакония, не то вас ждет Божий суд. Смерть с небес висит над вашей головой, убийца, а после смерти – мщение!

Так она говорила, не громко, но с таким убеждением, с такой твердостью и достоинством, что сердца самых отчаянных негодяев тревожно забились. В конце своей речи Хуанна впервые взглянула на Леонарда, и глаза их встретились. Он наклонился вперед, слушая ее, и в своей скорби и тоске забыл удержать на своем лице то беспечное выражение, которое ему следовало хранить по разыгрываемой им роли. В этот миг у Леонарда было лицо английского Джейнтльмена, благородное и открытое, хотя немного и суровое.