Удар в перекладину - Владимир Орестов

они как бы нависали над асфальтом. Между землей и рельсами оставалось место – пара сантиметров, не более.

Трамвай был здесь же. Тёмно-красный, с двумя семафорами – белым и зелёным, которые, стоило Диме пристально них посмотреть, мигнули и сменились на зеленый и красный.

Дима засунул руку в карман, нащупал бумажку, сунутую ему Гарри Андреевичем, и поспешил к передней двери.

Глава 9

ВИКТОР

Виктор не помнил, как выбрался из Умирания.

Без потери сознания – однозначно.

Но как? Бежал ли он опять по длинной кривой улице мимо магазина электроники, мимо домов с живой плотью внутри и домов, от которых остались одни стены?

Он этого не помнил.

Помнил, как опять начался ветер, который теперь дул ему в спину, и как ветер сменился дождём. Как он бежал и бежал, как кричало колено, как он, в какой-то момент, начал кричать вместе с ним.

И как откуда-то из-за спины раздался сигнал поезда и голос и динамиках на стенах разрушенного зала ожидания принялся кричать:

«ПОЕЗД НОМЕР… ПОЕЗД НОМЕР… ОТПРАВЛЯЕТСЯ, ОТПРАВЛЯЕТСЯ…»

В себя он пришёл только в сквере со статуей. Сегодня это было нечто абстрактное – нагромождение каких-то треугольников и квадратов. Погода стояла отличная, как и всегда в этой части города. Виктор, проверив, не потерял ли он блокнот, снял пальто, повесил на руку. Посидел немного на скамейке, отдышался.

Затем, испуганно поглядывая на редких зверей-прохожих (он всё ещё помнил тот взгляд хомяка), побрёл на остановку.

А затем его осенило.

«Выход гораздо ближе» – сказала гаргулья.

Не обращая внимания на колено, он вбежал в магазин, снова располагавшийся в торце двухэтажного дома.

– Один билет на трамвай, пожалуйста! – сказал он Маске.

Белая перчатка нырнула под прилавок, протянула ему билет. 182911 прочитал он.

– Счастливый, – сказал он Маске. Перчатки взметнулись в воздух, зааплодировали ему.

Не прощаясь, он вышел на улицу. Трамвай стоял на остановке.

Гарри Андреевич сидел на водительском кресле:

– Ну что, на стадион? – спросил он.

– Да, – решительно сказал Виктор. – Едем на стадион.

ДМИТРИЙ

В клубе Диму приняли скорее радостно, хотя и достаточно настороженно. Матиас даже выразительно пораздувал ноздри, стоя рядом с ним – явно пытаясь унюхать следы возлияний. Диму это немного покоробило, но, поразмыслив, он решил никак не реагировать. Благо учуять коуч ничего не мог. Дима всё ещё пребывал в завязке и даже практически не курил.

– Молодец, – Арон был искренне рад возращению блудного подопечного и во время индивидуальной работы хвалил его чрезмерно, даже за совсем лёгкие мячи. Тренер немного поколдовал с пушкой, метающей мячи:

– Давай чуть усложним задачу.

– Без проблем! – откликнулся Дима, принимая исходную позицию на ленточке. У него тоже было хорошее настроение. Опять пришло подзабытое чувство, когда он знает за секунду до удара – куда полетит мяч. И неважно, кто его будет направлять – сокомандник на тренировке, пушка или форвард соперника.

Влево вверх, – приказал себе Дима и вытянувшись, в прыжке отбил мяч.

Теперь направо вниз – он застелился в нижний угол и сумел-таки коснуться идущего впритирку со штангой мяча.

По центру. Не торопясь присесть, надежно зафиксировать мяч.

Сегодня всё получилась.

Двустороннюю игру Дима тоже отстоял всухую. Вытащил пару действительно сложных мячей, вдоволь «насовал» расслабившимся за время его отсутствия защитникам (-Уже! Уже, я сказал! Не теряй его! Держи!). Командирский голос – главное, что должно быть у тебя, – вспомнил он слова тренера из детской школы. Голос и уверенность в этом голосе. Ты – главный на поле, чтобы ни думали об этом капитаны, форварды и тренерский штаб. Ты – последний рубеж обороны. Тебя должно быть слышно на другом конце поля, а твои защитники должны в испуге шорты пачкать, стоит тебе повысить голос…

Его взгляд упал на центрального защитника – огромного румына Яко. Дима хищно улыбнулся тому, расслабившийся было румын подобрался, сместился на пару метров, перекрывая нападающего…

То-то же, – довольно подумал Дима. Будут знать, как без меня филонить….

После тренировки он, не торопясь помылся и, внезапно для самого себя, сел на поезд до Тель-Авива.

В вагоне было немноголюдно, но шумно. В уголке две пожилые дамы по-русски костерили правительство. Несколько сидений в центре было оккупировано целым семейством хасидов с гиперактивными и крайне говорливыми отпрысками. Дети то и дело срывались со своих мест и стайкой проносились по вагону.

Прошла по проходу парочка черноволосых девиц в военной форме. Дима проводил их задумчивым взглядом – форма отлично подчёркивала все особенности фигуры.

Почитав в пути книжку с телефона – давным-давно скаченную, но так и не добитую «Человеческую комедию» Сараяна, – Дима незаметно для себя доехал до города. Зачитавшись, он чуть было не пропустил свою станцию, однако в последний момент опомнился. От Самадор Мерказ он взял такси и спустя каких-то двадцать минут был в старом порту.

Он был здесь всего один раз – пару месяцев назад они гуляли по парку, открытому на месте порта. Чем-то это место запомнилось Диме, запало в сердце.

И сегодня, выйдя с тренировки, он внезапно захотел поехать именно сюда – не на пляж на границе с Ливаном, не на набережную Хайфы, не на Тивериадское озеро, где также любил бывать в хорошем настроении и где в маленькой арабской забегаловке на трассе готовили лучшую шварму в стране. Сегодня ему хотелось погулять в старом порту.

Купив бутылку колы без сахара (последние сутки Дима поглощал спорного качества напиток в невероятных количествах, но всё же в меньших, чем до этого – пиво), он медленной походкой двинулся по деревянным настилам парка.

Здесь было красиво и почему-то вспоминалась другая набережная – реки Гаронны, что течет в Бордо, его частые многочасовые одинокие прогулки в первый год, аромат свежей выпечки, стоящий над мостами, велодорожки, лавочки, где всегда можно было купить бутылочку холодного пива… Пошло до безумия пить в Бордо пиво, но ничего с собой Диме поделать тогда не мог, не любил он вино – и всё тут…

…народу в старом порту было мало, но это было только на руку, легче было представить, что он гуляет не один, а с кем-то… Только вот с кем?

С Ксюшей? Аней? Женей?

– Я никогда не умел рисовать. А он, он всегда рисовал… гениально. Нас обоих отдали и в футбол, и в художку, но я из художественной школы сбежал через месяц. Заявил категорично, что больше никогда туда не пойду. Меня поругали, но в конце концов послушали. А он где-то ещё год отходил,