У зоны свои законы - Вячеслав Жуков

– А мне ждать, пока он сам заявится ко мне?

– Зря ты так. Я прекрасно понимаю твое состояние. Но и ты пойми меня. Я же не могу бросить весь отдел и разыскивать его. Сделаем запрос по месту отбытия наказания. Проверим по месту прежней прописки, хотя я уверен, в Москве он не появлялся. Иначе мы бы знали. Я пошлю запрос по райотделам, ты не волнуйся.

– Да я не могу не волноваться. Время идет. Я боюсь за Наташу. Они ведь и ее могут…

Стелбин задумался, неожиданно лицо его просветлело.

– А может, тебе в Москву вернуться? Если что, наши ребята вмиг подскочат. Поставим тебе на квартиру тревожную кнопку.

– Какой смысл? Он меня и тут сумеет достать. Там мне проще защищаться, без свидетелей.

Стелбин понял, что означало это выражение «защищаться без свидетелей», но ничего не сказал. Знал, у Тютина нет другого выхода.

– Тут им проще меня посадить. Сейчас кого хочешь упрятать можно, были бы деньги. Там мне спокойнее. Главное – постараться сработать чисто, – проговорил Тютин, как настоящий убийца.

И майору Стелбину ничего не оставалось, как согласиться с ним.

– Хорошо. Если что, звони. Поможем. Оружие-то хоть есть?

Тютин только усмехнулся.

– Откуда? Я ведь даже не охотник.

Стелбин, подсев к нему поближе, прошептал:

– Найди Цыгана. Он такие штучки запросто может достать.

Под штучками подразумевался пистолет с патронами, но Стелбин не стал об этом говорить прямо, был уверен, Тютин и так поймет.

– Ты его еще не отправил к медведям?

– Давно бы отправить надо, да слишком нужный для нас человек. – Стелбин улыбнулся.

– Стучит?

– Ну, Николай, не ставь вопрос так резко. Помогает. Сам знаешь, нам без таких нельзя, – сказал Стелбин и посмотрел на часы, как бы давая этим понять, что у него есть дела, которые подлежат немедленному исполнению. Майор подвинул к себе лист бумаги для рапорта.

– Ладно. Скажи мне только, где Цыган крутится?

– Как всегда, на Пушкинской. Если заартачится, откажется помочь, сошлись на меня. Я ему тогда хвост прищемлю.

– Сам управлюсь. Мы с ним старые знакомые. Он должен меня помнить. – Тютин встал, протянул руку на прощание.

– Не пропадай, Коля. Звони.

Тютин ушел, провожаемый раздраженным взглядом секретарши, которой он не понравился. А Стелбин облегченно вздохнул. Теперь он мог спокойно заняться составлением рапорта о ночном происшествии.

Пришла секретарша, принесла чашку кофе, поставила на стол перед майором, решив его тем самым задобрить.

Стелбин угрюмо кивнул головой и ничего ей не сказал. Он сидел на уголке стола и смотрел во двор. Вид из окна майору не нравился. Он нагонял уныние, отчего настроение было паршивым. И Стелбин смотрел в окно ничего не замечающим пустым взглядом. Уставший от суеты майор со вздохом подумал, что скорее всего ему тоже в недалеком будущем придется уйти на пенсию. От этой мысли стало тоскливо. Стелбину долго не везло, все отсиживался в замах, потеряв всякую надежду на продвижение по службе. Теперь вот руководи, ан нет, того и гляди, проводят. Еще этот случай с капитаном Баевым. Теперь жди проверки, и копать будут подо всех дай боже. Закурив, он увидел, как вдалеке мелькнула красная «восьмерка» Тютина.

– Вот так, – сказал Стелбин малопонятную секретарше фразу. – Был Тютин полковником, а стал бывшим ментом.

На Пушкинской Тютин искал недолго.

Новенькая вишневого цвета «шестерка» Цыгана стояла возле входа в метро. Может быть, Тютин и не обратил бы внимания на эту машину, если б не заметил, как в нее то и дело садились пацаны и девушки. За тонированными стеклами не было видно, что они там делали, но Тютин догадался – получали очередную дозу наркоты.

«Это Цыган», – догадался Тютин, решив, что только он способен на такую дерзость – под носом у постовых милиционеров безбоязненно толкать наркоту. И не просто толкать. Любой мог уколоться прямо в машине Цыгана. Правда, цена за дозу тогда увеличивалась. Жизнь многому научила смуглого хитреца, но за свои пятьдесят он так ни разу и не побывал в тюрьме. Считал это везением, удачей, хотя всю жизнь шел по скользкой криминальной дорожке, сделавшись и сам скользким, как угорь. Его просто так не возьмешь! Он с легкостью уходил от органов, откровенно насмехаясь над милиционерами.

Тютину надоело ждать. Он увидел, как к Цыгану подсела размалеванная молоденькая девчушка лет четырнадцати. Прошло десять, пятнадцать минут, но девица, видно, не собиралась вылезать из машины.

– А, чтоб тебя… – решительно сплюнул бывший полковник себе под ноги. Подошел к «шестерке» и резко открыл дверь. Полуголая девица лежала на разложенном сиденье, а на ней Цыган с приспущенными штанами. Его смуглая, толстая задница покрылась каплями пота. Приняв Тютина за очередного наркомана, Цыган рассердился. Но уже через секунду его смуглое угристое лицо растянулось в улыбке.

– О, гражданин начальник! Вы? А я уж думал, больше не увижу вас. Говорили, вы в отставке. – Он проворно соскочил с девицы, застегивая штаны.

Тютин уставился в смазливое личико молоденькой куколки.

– У тебя есть пара минут, чтобы убраться отсюда.

– Что такое? Да ты кто такой, дядя, чтобы мне приказывать…

Цыган процедил сквозь зубы:

– Уходи сейчас же. – Он нервничал, Тютин мог заметить, что девица под кайфом, поэтому спешил выпроводить ее из машины, не дав как следует одеться. И только когда она вылезла и, пошатываясь, пошла к переходу, он немного успокоился.

«Пронесло, кажись, с этой малолеткой! Вот мент, собака! Не дал девчонку оттрахать!» – Цыган с сожалением посмотрел в сторону, куда пошла девица.

Тютин сел на переднее сиденье, закрыл дверь, чтобы с улицы не могли слышать их разговор.

– Надеюсь, ты рад нашей встрече?

– О-о, конечно. Что за вопрос, – слукавил Цыган, обнажив золотые коронки.

Тютин решил подыграть Цыгану:

– И я рад. Дай, думаю, навещу старого приятеля. Посмотрю, чем он молодежь тычкает.

При этих словах бывшего полковника Цыган насторожился, хотя всячески старался казаться приветливым. Черт знает, что у этого мента на уме. А мент, он хоть и бывший, а все равно – мент. И, желая понравиться Тютину, он предложил пачку дорогих сигарет. Тютин вежливо поблагодарил и отказался, достав пачку «Явы».

– Я как-то больше к нашим, отечественным, привык.

Цыган закурил американские, наполнив салон машины ароматом табака высшего качества, как бы давая понять: ты, мент, куришь едва ли не махру, а я, бывший фарцовщик, вон какие. Он посмеивался, явно ехидничая над Тютиным. Но очень скоро выражение его лица изменилось: сначала оно вытянулось, сделалось предельно удивленным и вдруг стало таким плаксиво-жалостливым, что Тютин не выдержал: