Шебаршин. Воспоминания соратников - Валерий Поволяев

Реакция в Советском Союзе на события в ГДР и других странах Восточной Европы, видимо, беспокоила руководство КПСС. Далеко не все воспринимали крушение социалистических режимов как триумф нового мышления.

В октябре 1989 года министр иностранных дел говорил, обращаясь к депутатам Верховного Совета СССР: «Есть у нас и обязательства… моральные перед нашими друзьями, с которыми мы годы, а то и десятки лет шли рядом, делили, можно сказать, хлеб и соль. Они поддерживали нас в самые тяжелые минуты, скажем прямо, даже тогда, когда мы были неправы. Шли ради нас на жертвы. Но вот в наших отношениях появились новые нюансы. И слышатся голоса, призывающие повернуться спиной к старым друзьям, а то и просто поменять их на новых. Рекомендации, скажем прямо, не от большого ума. Но не в этом даже дело. В моем представлении новое мышление прежде всего подразумевает такие вечные ценности, как честность, верность, порядочность». Слова министра должны были бы бальзамом пролиться на сердца старых восточногерманских друзей, но, думается, они уже не верили своим кремлевским друзьям. Меня же до сих пор занимает вопрос: действительно ли министр придавал какое-то значение этим заверениям или его выступление было образчиком цинизма?

Крах ГДР

Процесс пошел, как любил говорить Горбачев. Социалистическое германское государство неудержимо рассыпалось. Во время своих срочных поездок в Москву в конце октября и начале декабря 1989 года Кренц получил от советских руководителей разъяснения о ходе перестройки в Советском Союзе, заверения в том, что все обязательства советской стороны перед своими союзниками остаются в силе, и совет не терять присутствия духа.

Тем временем выступления оппозиции нарастали, охватывали всю страну и все слои общества. Общественное негодование было направлено на Министерство государственной безопасности. Его сотрудникам дали презрительную кличку «штази». Смещение Мильке с поста министра, срочное переименование МГБ в Ведомство национальной безопасности были жалкими полумерами, принятыми в лихорадочной спешке. В начале декабря оппозиция организовала блокаду и захват зданий ВНБ в Лейпциге, Берлине, Ростоке, Потсдаме, других пунктах. Группы, врывающиеся в здания, были хорошо подготовлены, знали расположение внутренних помещений и мест, где хранятся документы. В их действиях чувствовалась руководящая рука профессионалов из БНД, масса же манифестантов придавала акциям видимость стихийности. Защитить себя ВНБ не могло: госбезопасность не является самостоятельной силой и распадается, как только власть отказывается от нее. Ведомство национальной безопасности просуществовало до середины декабря и было ликвидировано решением Совета министров, который к тому времени возглавил Модров. Травля сотрудников бывшего МГБ приобретала общенациональные масштабы, грехи власти, вина государственных институтов возлагались на тех, кто был уверен, что честно служит своему отечеству. «Штази» были поставлены в положение отверженных, презираемых и оскорбляемых. Нервы выдержали не у всех — начались самоубийства.

Сообщения о захватах зданий МГБ, преследовании его сотрудников производили гнетущее впечатление на работников советской госбезопасности. События в Восточной Европе развивались быстрее, чем в Советском Союзе, и не требовалось особой проницательности, чтобы видеть, что по-своему, со своей спецификой, наше общество пойдет по тому же пути.

В начале декабря 1989 года Крючков собрал совещание руководителей разведки специально для обсуждения ситуации в Восточной Европе.

Председатель КГБ говорил лаконично и четко. Социалистические страны находятся на этапе кардинальных перемен, их возврат к прежнему состоянию невозможен. Задача советской стороны заключается в том, чтобы всеми средствами содействовать формированию такого нового качества восточноевропейских государств, которое не противоречило бы интересам Советского Союза. Наша политика должна быть направлена на поддержку тех сил, которые выступают за социализм и сохранение союзнических отношений с СССР. Особенно важно сохранить Организацию Варшавского Договора и Совет Экономической Взаимопомощи, радикально реформировав его.

«События, происходящие в ГДР, — продолжал Крючков, — тяжело воспринимаются советским обществом. Эта страна имеет для нас особое значение, и за нее необходимо бороться. Важно, чтобы ГДР сохранила независимую государственность и оставалась на позициях социализма. Объединение Германии в нынешних условиях может иметь непредсказуемые последствия. (Пожалуй, таким образом Крючков давал ответ на наше предложение, доложенное ему полугодом раньше.) Следует посоветовать немецким друзьям сделать все возможное, чтобы охладить бушующие страсти, пустить все в нормальную деловую колею. Советская сторона будет работать в этом направлении с западными немцами. Нормализация обстановки отвечала бы общим интересам».

«Кренц только что побывал в Москве, — говорил председатель, — произвел в целом положительное впечатление на советскую сторону, но, судя по всему, он не устоит под давлением оппозиции. Это фигура сугубо временная». (Крючков оказался совершенно прав. Наше совещание не успело закончиться, когда Кренц ушел в отставку с поста председателя Государственного совета.) Модров может удержаться в качестве Председателя Совета министров. Для этого ему надо четко определиться в отношении оппозиции — выделить те силы, которые могли бы пойти на сотрудничество с правительством и стремиться к достижению взаимопонимания с ними. Если Модров сразу же пойдет на развенчание прошлого, попытается представить историю ГДР как цепь ошибок, он нанесет смертельный удар самому себе.

Совершенно очевидно, говоря о ГДР и трудностях, стоящих перед Модровым, председатель исходил из своей оценки того, что происходило в Советском Союзе; общими усилиями руководителей КПСС различных уровней, оппозиционной и официозной печати, так называемых демократических сил, весь советский период российской истории стал представляться как совокупность ошибок и преступлений. Еще и не помышляя о возможности утраты власти, партийные лидеры приближали свой крах. «Немецким товарищам необходимо вывести из-под удара СЕПГ, — продолжал Крючков. — Восточногерманское общество должно убедиться, что это здоровая сила с большим созидательным потенциалом, который не мог быть использован по вине неэффективного руководства».

Председатель КГБ поставил срочные задачи Первому главному управлению — активизировать старые и установить новые контакты в политических кругах ГДР, в первую очередь среди оппозиции, не терять связи с коллегами из бывшего МГБ как в Берлине, так и в округах, наладить непрерывное поступление информации о развитии обстановки, готовить предложения о действиях советской стороны. Подобные же указания, отметил Крючков, получили представители аппарата ЦК КПСС, выехавшие в ГДР, и посольство СССР в Берлине. Разведка должна работать автономно, но в необходимых случаях согласовывать свои действия с ними.

Особо важной задачей разведки является получение и анализ информации об акциях ФРГ и ее союзников, направленных на разрушение Германской Демократической Республики.

Советское руководство стало принимать срочные, плохо продуманные полумеры тогда, когда события приняли необратимый характер. Запоздалая реакция Москвы не была редкостью и в прошлые годы, в период перестройки она стала нормой. Мы перестали этому удивляться. К концу 1989 года стали все отчетливее проявляться, становиться общим достоянием и разногласия в высших советских сферах. «К сожалению, кое-кто и у нас говорит о том, что существование двух Германий, социализм в Восточной Европе себя не оправдали», — отголоском этих разногласий прозвучали слова Крючкова на совещании в разведке.