Небо любви - Людмила Маркова

— Следовало бы избегать синтетических средств, но в исключительном случае атаракс — лучшее, что можно придумать. Он оказывает успокаивающее действие, а также нормализует сон. Есть и в таблетках, но для вашей жены лучше приобрести атаракс в ампулах. Правда, не во всех аптеках это лекарство можно купить, это препарат новой волны. Пойдемте в мой кабинет, посмотрим в Интернете, где атаракс продается. И еще мне хотелось бы, чтобы вы оба выслушали мои рекомендации. Как достанете препарат, зайдите ко мне.

Скоро Волжин вернулся в больницу с нужным лекарством.

— А теперь выслушайте меня, Юлия Николаевна, — присел на краешек Юлькиной кровати доктор, — я говорю это в присутствии вашего мужа, потому что не уверен в том, что вы будете следовать моим рекомендациям, если не будете ощущать контроля над своими действиями. И не вздумайте на меня обижаться, ибо у меня есть все основания упрекнуть вас в нарушении режима. Я уже имел возможность убедиться в вашем легкомыслии.

Волжин одобрительно посмотрел на доктора, чья обличительная речь была хорошим вступлением для предстоящего разговора.

— Так вот, для закрепления достигнутых результатов целесообразно санаторно-курортное лечение.

— Доктор, так я здорова? Вы меня выписываете? — вспыхнули радостью зеленые глаза.

— На ваши вопросы, Юленька, я отвечу и да и нет. Нет, потому что лечение следует еще продолжить. И да, потому что я вас выписываю по просьбе Станислава Евгеньича.

— Стас! — радостно воскликнула Юлька и благодарно посмотрела на него, вкладывая в свой взгляд все переполнявшие ее чувства.

Волжин смутился, не зная, как рассказать Юльке о причине, заставившей его совершить действия, так одобряемые ею.

— Учитывая ваш анамнез, Юленька, в дальнейшем нужно избегать конфликтных ситуаций, нервно-психических переутомлений и, естественно, отрицательных эмоций. Вам следует строго соблюдать режим труда и отдыха. Наиболее рациональный интервал между приемами пищи три-четыре часа. Пища должна быть максимально щадящей и в то же время полноценной. В суточное меню необходимо включать молоко, кисели, яйца всмятку, мясные и творожные суфле…

Юлька делала вид, что слушает назидательную речь доктора, а сама уже витала в облаках, предвкушая долгожданную свободу. Она незаметно наблюдала за Волжиным, который внимательно слушал доктора, и выражение его лица при этом было сосредоточенно-серьезным. На какой-то миг Юльке показалось, что это не ее будущий муж, а заботливый папа, обожающий читать ей нравоучения и одновременно холить и лелеять. Она даже не удивилась, когда ей сделали внеочередную инъекцию, и, еще больше расслабившись после нее, словно через призрачную дымку видела, как доктор выписывал рецепт, что-то объясняя то ли ей, то ли Стасу. А потом Стас вдруг из сильного и уверенного сделался слабым робким и странно звучащим голосом, совсем не своим голосом, сказал совершенно нелепую вещь, как будто Луиджи больше не существует. Она смотрела на него с недоумением и не понимала, зачем ему нужно было так жестоко шутить. Это так не вязалось с его поведением, ведь Стас всегда старался оберегать ее от излишних волнений. Его склонившееся над ней лицо выражало сострадание и нежность, и Юлька совсем перестала понимать, что происходит.

Она не помнила, как Стас помог ей одеться, как они попрощались с доктором, как ехали в аэропорт и, пройдя все предполетные формальности, сели в самолет. И только после того, как лайнер качнулся, проваливаясь в воздушную яму, Юлька, ощутив себя в знакомой стихии, начала осознавать происходящее.

— Куда мы летим, Стас? — спросила она, и голос ее прозвучал так глухо и растерянно, что Волжин сжался, как перед прыжком через пропасть, поскольку снова приходилось повторять то, о чем язык не поворачивался сказать.

— Мы летим на похороны Луиджи, — коротко ответил он и осторожно обнял Юльку за обмякшие плечи.

Лицо у нее опрокинулось и слилось с белой облачностью в иллюминаторе. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

— Выпей лекарство, детка, это поможет. — Волжин приложил к ее губам стакан с водой, предварительно положив в рот таблетку элениума.

Юлька послушно проглотила и снова откинулась в кресле, не открывая глаз.

Он смотрел на нее, боясь пошевельнуться и не зная, как помочь, как утешить, как защитить ее. Такую хрупкую, такую чувствительную, такую несчастную, такую родную. Тонкие Юлькины пальцы дрогнули в его ладонях, и он понял, что она плачет.

— Стас, что будет с Сонечкой? — наконец произнесла Юлька. — Ведь всю жизнь она только и делала, что помогала людям. А теперь ей самой требуется помощь. Только помочь ей невозможно.

Она еще хотела что-то сказать, но не смогла, захлебнувшись беззвучными рыданиями.

Волжин бережно прижал к себе Юльку и шептал на ухо слова утешения, которые не помогали, а только еще больше ранили, напоминая ей о том, как ее подруга любила Луиджи, от которого она уже не услышит таких слов.

— Ну чем мне помочь тебе, котенок? — выдохнул Волжин, и глаза его потемнели от боли.

— Я справлюсь, ничего, я справлюсь. Соню надо поддержать. А я справлюсь, — сквозь слезы повторяла Юлька.

— Я сделаю все, что ты скажешь. Ведь ты лучше знаешь Соню.

— Спасибо тебе, — сжала Юлька его руку. — Если бы не ты, не знаю, как бы я это перенесла.

Похороны были роскошными. В гробу из красного дерева, весь в цветах, лежал элегантный Луиджи, одетый в строгий черный костюм, так подчеркивающий его аристократическую бледность, которая теперь имела совсем другое происхождение. Было много цветов и было много народа, любившего Луиджи Бусеми и пришедшего его проводить в последний путь.

Черный платок, спрятавший пышные рыжие волосы, огромные глаза, потемневшие от горя, делали Сонечку неузнаваемой. Она стояла между Волжиным и Юлькой, готовыми в любой момент подхватить ее под руки.

После того как произнесли прощальные речи, предстояло закрыть гроб и опустить его в могилу. Комья сухой земли падали в яму, и сопровождавший их глухой звук, ужасней которого Сонечка не слышала в своей жизни, заставлял ее вздрагивать. Соня внезапно покачнулась, но сильные руки Волжина спасли ее от падения.

— Соня, обопрись на меня, — шепнула Юлька и взяла ее под руку.

Серое лицо Сонечки было похоже на изваяние, она не могла плакать.

— Соня, родная моя, поплачь, я прошу тебя, — тихо умоляла ее Юлька. — Тебе обязательно нужно поплакать.

Перед лицом такого горя Юлька почувствовала себя сильней, понимая, что теперь она, а не Соня должна взять на себя роль утешительницы. Юлька вспоминала белозубого Луиджи, такого щедрого и такого веселого, что казалось, он никогда не состарится, не говоря уже о смерти. Какой же широкой была у него душа, и как льнули к нему дети! Ведь это он помог ей в трудную минуту сомнений и колебаний, когда рождение второго ребенка казалось для нее катастрофой. А вот Луиджи взял да и превратил рождение Ильи в праздник, позаботившись о том, чтобы в саду, увешанном разноцветными фонариками, играла живая музыка и в небо взвивались фейерверки.