Сентябрь - Розамунда Пилчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Touche,[15]— Пандора засмеялась и встряхнула головой. — Знаю, не мне читать людям мораль. Слегка занесло. — И она тут же оставила спор, зевнула, потянулась, подняв вверх руки и расставив пальцы. — Устала. Пришла сказать тебе спокойной ночи. Пойду спать.
— Желаю приятных снов.
— А ты?
— Хочу закончить эту штуку сегодня. Тогда каждую свободную минуту я смогу проводить с тобой.
— Милый ты мой. — Она наклонилась и поцеловала брата. — Я так рада, что дома.
— А я-то!
Она подошла к двери, открыла ее, помедлила немного и повернулась к брату.
— Арчи…
— Да?
— Скажи, ты получил письмо, которое я послала тебе в Берлин?
— Получил.
— Но не ответил.
— Я не успел. Пока я думал, что ответить, ты укатила в Америку.
— Ты рассказал о письме Изабел?
— Нет.
— А… кому-нибудь еще?
— Никому.
— Ясно. — Она улыбнулась. — Завтра у нас обедают Эрды.
— Знаю. Это я их пригласил.
— Спокойной ночи, Арчи.
— Спокойной ночи.
Вечер перетек в ночь, кончился еще один полный трудов день, дом стал затихать. Хэмиш посидел немного перед телевизором и пошел наверх. Изабел накрыла в кухне стол для завтрака — последняя из ее дневных забот — и выпустила на несколько минут собак, они бросились в темный парк, азартно вынюхивая, не забежал ли к ним обнаглевший заяц. Потом она выключила свет и тоже ушла в спальню. Немного погодя из деревни вернулись Джефф с Люсиллой и проникли в дом через черный ход. Арчи слышал их голоса наверху в холле, потом все стихло.
В начале первого он наконец закончил фигурку. Через день краска высохнет. Он завинтил тюбики с масляными красками, вымыл кисти, все убрал, выключил свет и закрыл дверь. Медленно прошагал по темному коридору, поднялся по лестнице. Сейчас он совершит вечерний обход дома, проверит, заперты ли все двери и окна, убедится, что индикаторы пожарной безопасности не показывают сигнал тревоги, что пробки на электрическом щитке в порядке. В кухне уже спали собаки. Арчи налил в стакан воды, выпил и наконец-то стал подниматься на второй этаж. Но не пошел сразу в спальню, а двинулся по коридору к комнате Люсиллы, у нее еще горел свет, внизу под дверью светилась тонкая полоска. Он тихонько постучал и, войдя, увидел, что дочь читает в постели при свете настольной лампы.
— Люсилла…
Она вскинула голову и положила открытую книгу обложкой вверх.
— Я думала, ты давно спишь.
— Нет, я работал, — он присел на край кровати. — Хорошо провели вечер?
— Да, было весело. Тодди Бьюкенен, как всегда, на высоте.
— Я пришел сказать спокойной ночи и поблагодарить тебя.
— За что?!
— За то, что ты приехала и привезла Пандору.
Он положил руку на стеганое пуховое одеяло, и она накрыла ее своей рукой. У Изабел ночные рубашки были белые батистовые, с кружевами, но Люсилла спала в зеленой майке с призывом на груди «Спасайте леса», ее длинные темные волосы рассыпались по подушке точно шелк, и Арчи вдруг почувствовал, что его сердце затопила нежность к дочери.
— Ты не разочарован?
— В чем?
— Когда много лет о чем-то мечтаешь, и потом вдруг твоя мечта исполнилась, порой чувствуешь, что вроде бы слегка обманут.
— Нет, я вовсе не чувствую, что обманут.
— Она очень красивая.
— Но слишком уж худа, тебе не кажется?
— Кажется. Совсем бесплотная. Но она живет, ни в чем не зная удержу, на пределе сил, и сама себя сжигает.
— Сжигает?
— Вот именно. Она много спит, но когда просыпается, то как бы сразу включает мотор на полную мощность, выжимает из него все. Быть с ней подолгу безумно утомительно. Потом она вырубается, как будто только сон способен зарядить ее батареи.
— Она всегда была такая. Миссис Харрис про нее говорила: «Ох, уж эта Пандора. То счастлива до небес, то мрачнее тучи».
— Маниакально-депрессивный синдром.
— Так уж и синдром?
— Никуда от этого не деться.
Он нахмурился, помолчал и наконец-то задал вопрос, который подспудно мучил его весь вечер:
— Как ты думаешь, она не принимает наркотики?
— Да ты что, папа!
Он сразу пожалел, что высказал свои опасения вслух.
— Ты ведь лучше меня разбираешься в таких делах, я только поэтому и спросил.
— Не волнуйся, она не наркоманка, Боже упаси. Может быть, иногда принимает что-то слабое и легкое, так, для настроения. Многие сейчас балуются.
— Но ведь не постоянно?
— Папочка, я не знаю. Ты тревожишься за Пандору, но ведь повлиять на нее невозможно. Ее надо принимать такой, какая она есть, вернее, какой стала. Радоваться вместе с ней, смеяться.
— Как ты думаешь, она счастлива там, на Майорке?
— Судя по всему, да. Чего ей еще желать? Роскошная вилла, великолепный сад, бассейн, деньги без счета…
— А друзья у нее есть?
— Есть Серафина и Марко, они ей служат…
— Я не об этом.
— Понимаю. Нет, друзей ее мы не видели, так что я просто не знаю, есть они или нет. Мы вообще никого не видели, если не считать одного мужчину. Он был у нее в тот день, когда мы приехали, но больше ни разу не появился.
— Думаю, у нее наверняка есть любовник.
— Наверное, он и есть ее любовник, а не появлялся он на вилле из-за нас.
Арчи ничего не сказал на это, и Люсилла улыбнулась.
— Папочка, она живет совсем в другом мире.
— Знаю-знаю. Конечно, в другом.
Люсилла обняла отца, прижалась к нему и поцеловала.
— Ты не тревожься о ней.
— Постараюсь.
— Спокойной ночи, папочка.
— Спокойной ночи, родная. Благослови тебя Бог.
Воскресенье, 11 сентября
Воскресное утро выдалось хмурое, безветренное, воздух, казалось, застыл, и уставшие за неделю люди тоже не спешили просыпаться. Ночью шел дождь, на обочинах стояли лужи, с мокрых деревьев капало. Коттеджи в Страткрое дремали, никто еще не раздвигал штор. Много прошло времени, пока, наконец, открылась первая дверь, потом вторая, третья, люди стали растапливать камины, пить чай, из труб заклубился дым. Кто-то выводил собак погулять, кто-то стриг живую изгородь, мыл машину. Мистер Ишхак открыл свой магазин и продавал свежие булочки, молоко, сигареты, воскресные газеты, словом, все, что нужно семье, чтобы заполнить свободный день. На колокольне пресвитерианской церкви зазвонил колокол.