Дом Цепей - Стивен Эриксон

Он улыбнулся этому отдалённому гневу, ибо понимал его. Сдерживаемая, скованная столь долго богиня вскоре сможет дать волю своей ярости. Карса чувствовал её голод, столь же ощутимый, как и родственные души в его мече. Оленья кровь была столь жидкой…

Он осадил Погрома в старом лагере у края солончака. Склоны позади могли дать последний корм и воду для коня по эту сторону Стены Вихря, поэтому теблор потратил некоторое время, чтобы собрать травы в дорогу, а также наполнить мехи водой из источника в десяти шагах от лагеря.

Карса соорудил костёр, использовав последние кизяки из Ягг-одана, — что он делал довольно редко, — и сразу после еды открыл мешок, где лежала разрубленная ’Сибалль, и впервые извлёк оттуда её останки.

— Так спешишь со мной разделаться? — спросила ’Сибалль сухим, дребезжащим голосом.

Глядя на существо сверху вниз, он прорычал:

— Мы заехали далеко, Ненайденная. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз тебя видел.

— Тогда зачем ты пожелал увидеть меня теперь, Карса Орлонг?

— Не знаю. Но уже сожалею об этом.

— Я видела свет солнца сквозь переплетение ткани. Всё лучше, чем темнота.

— Какое мне дело до твоих предпочтений?

— Такое, Карса Орлонг, что мы принадлежим к одному и тому же Дому. Дому Цепей. Наш господин…

— У меня нет господина, — прорычал теблор.

— Всё, как он сам того пожелал, — ответила ’Сибалль. — Увечный бог не ожидает от тебя коленопреклонений. Он не отдаёт приказов своему Смертному Мечу, своему Рыцарю Цепей, — ибо это то, что ты есть, роль, для которой ты создавался с самого начала.

— Я не из этого Дома Цепей, т’лан имасска. И я не приму нового ложного бога.

— Он не ложный, Карса Орлонг.

— Такой же ложный, как и ты, — сказал воин, оскалив зубы. — Пусть он предстанет предо мной, и мой меч ответит за меня. Ты говоришь, что меня создали. Тем более он должен за это ответить.

— Боги сковали его.

— Что это значит?

— Они приковали его, Карса Орлонг, к мёртвой земле. Он искалечен. Охвачен вечной болью. Заточение изуродовало его, и теперь он ведает лишь страдание.

— Ну так я разобью его оковы…

— Приятно слышать…

— …а затем убью его.

Карса схватил разрубленную нежить за единственную руку и запихал обратно в мешок. Затем встал.

Великие свершения ждали его. И это было приятно.

Этот Дом — просто очередная тюрьма. Хватит с меня тюрем. Воздвигни вокруг меня стены — и я обрушу их.

Усомнись в моих словах, Увечный боже, — и пожалеешь…

Девятый, одиннадцатый и двенадцатый взводы средней пехоты присоединили к морпехам девятой роты. Ходили слухи, что вскоре к ним добавят первый и второй взводы — тяжелых пехотинцев с перекачанными мышцами и насупленными лбами — и вместе они сформируют отдельное боевое подразделение.

В новоприбывших взводах не было лиц, абсолютно незнакомых Смычку. В девятой роте он сразу взял себе за правило запоминать лица и имена.

Невыспавшиеся, утомлённые, стёршие ноги в кровь, сержант и его взвод развалились вокруг очага, убаюканные немолчным рёвом Стены Вихря в тысяче шагов от лагеря. Оказалось, даже дикая ярость может убаюкивать.

Сержант девятого взвода Бальзам направил своих солдат в новый лагерь и лишь затем спешился. Высокий широкоплечий далхонец произвёл на Смычка впечатление тем, с каким холодным равнодушием переносил все невзгоды. Взвод Бальзама уже отличился боях: в легионе из уст в уста передавали легенды о капрале Смраде, Горлорезе, Непоседе, Гальте и Лоубе. То же касалось двух других взводов. Моук, Ожог и Штабель. Том Тисси, Тульпан, Скат и Талант.

Тяжелая пехота ещё не пробовала крови, но Смычок уже восхитился их дисциплиной — видимо, всё дело в насупленных бровях. Вели им держать позицию, и они зубами вгрызутся в землю. Он заметил, что некоторые из них бродят вокруг. Смекалка, Таз, Курнос и Уру Хэла. Все как один были недовольны.

Сержант Бальзам присел на корточки:

— Ты, значит, Смычок? Слышал, тебя на самом деле не так зовут.

Смычок приподнял брови:

— А Бальзам, значит?..

Темнокожий юноша насупился. Тяжёлые брови сошлись в одну линию.

— Ну да, а как же.

Смычок бросил взгляд на другого бойца девятого взвода — стоявшего неподалеку мужчину, явно изнемогающего от желания отправить кого-то на тот свет.

— А как насчет него? Как там его звать — Горлорез? Думаешь, его маменька выбрала это имя для своего малютки?

— Кто его знает, — ответил Бальзам. — Дай карапузу нож, и всякое может случиться.

Пару мгновений Смычок разглядывал его лицо, затем хмыкнул:

— Ты хотел меня видеть по какому-то делу?

Бальзам отмахнулся:

— Да не то чтоб. Вроде того. Как вам новые бойцы капитана? Поздновато для таких перестановок…

— Не так уж это внове на самом деле. Легионы Сивогрива порой организуют в той же манере. В любом случае наш новый Кулак одобрил.

— Кенеб. Не уверен я в нём.

— А в нашем юном капитане уверен?

— О, ещё как. Ранал же благородного происхождения. Этим всё сказано.

— То есть?

Бальзам отвел взгляд, переключившись на порхающую вдали птичку.

— Ничего такого. Просто он погубит нас всех.

О как.

— Ты ещё громче говори, не все услышали.

— Нет нужды, Смычок. Все думают так же.

— Думать и говорить — разные вещи.