Селянин - Altupi
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей, давший ему подумать в тишине, собрал учебники и тетради в стопку, выровнял края. Потом спросил с присущей детям неловкостью, когда дело касается любовных вопросов, и непосредственностью:
— Кир, а ты Егора не бросишь?
— Нет, конечно, дурачина! И вообще, давай поторапливайся, мне пора уезжать. — Кирилл хлопнул математику в стопку поверх физики, встал. Осмотрелся, проверяя, ничего ли не забыл. Мальца к школе подготовил, ну более-менее поучаствовал в этом процессе. Свою сумку собрал ещё вчера, всё барахло забирать не стал: в конце концов, сколько его здесь не будет? Сегодня тридцать первое, понедельник. Вторник, среда, четверг, пятница… Нет, пятницу Кирилл считать не стал — её можно и пропустить. Тогда значит — раз, два, три… Четверг тоже не считался, потому что в четверг сразу после пар рванёт в деревню. Два дня его всего здесь не будет, а потом приедет на все выходные.
Часы на стене между выходящих на улицу окон отсчитывали второй час дня. Пора было отправляться в дорогу, чтобы успеть показаться на глаза родителям, а потом заглянуть к маме Гале в больницу и забрать Егора к себе, в квартиру, а там… м-м-м, что будет там, ночью!
И всё же покидать эту приземистую, ссутулившуюся за полвека хату было жаль. Будто её предавали — уезжали то одни жильцы, то другие. Хата ощущалась живым организмом, тосковавшим по прошлому, которое с выделением денег на лечение Галины безвозвратно кануло в Лету. Страшновато было оставлять пацана ночевать в одиночестве. Кирилл разобрался с чувствами, которые испытывает к нему — так любят женщину с чужим ребёнком… вернее, ребёнка любимой женщины. Ну или мужчины. Чувства проецируются на родных и близких любимого.
Хотя, он никогда в жизни не собирался жениться на девке с ребёнком.
Но здесь другая ситуация. Совершенно другая. И всё же чувства похожи.
Кирилл прекратил думать, прекрасно помня, что у него это получается хуёво, и пошёл собираться в путь.
Долгих проводов не было: за две недели они привыкли к постоянным мотаниям туда-сюда. Андрей постоял с ним у машины, пожал руку, помахал вслед, стоял и смотрел, как машина скрывается за поворотом.
И всё же в этот раз всё неуловимо было не так — беззаботное жаркое лето кончалось, начиналась осень, а с ней учёба, разлука, холода.
Кирилл ненавидел изменения.
Он ехал, обгонял попутки и думал о том, как он провёл это лето. Первую половину — в пьяном угаре, вторую — обретя своё счастье.
На девяносто пятом километре зазвонил мобильный. Кирилл взял его с передней панели и опять удивился — Егор. Звонки от Егора при их крайней редкости выбивали его из равновесия.
— Да, Егор, — немедленно ответил он.
— Привет, Кир. — Голос был спокойным, на заднем плане слышался монотонный шум. — Ты ещё в деревне?
— Нет, еду.
Возникла пауза, за которую Калякин едва не свихнулся от неизвестности.
— Плохо, — сказал Егор с искренним сожалением. — Кир, нас выписали, мы едем домой на «скорой».
— Выписали? — Кирилл вгляделся вдаль, будто на горизонте тотчас должен был появиться автомобиль с красным крестом. — Как выписали? Ты же говорил, что первого сентября… завтра. — Он не на шутку разволновался, что планы испорчены.
— Все анализы сделаны, не за чем нас держать. За документами я и так потом приеду. Звоню, чтобы ты меня в больнице не искал. — Рахманов оттарабанил это будто политик официальную часть заранее заготовленного доклада, потом запнулся и перешёл на неофициальную, без бумажки. — Кир, я… надеялся… что застану тебя дома, в Островке.
— Я могу развернуться и поехать назад, — с готовностью сообщил Кирилл. Не обманывал — его уже подмывало включить левый поворотник и пересечь сплошную.
— Нет, не надо, езжай. Готовься к институту.
— На выходных увидимся. В четверг.
— Хорошо. Извини, что раньше не позвонил: забегался.
— Вот так всегда, — наигранно вздохнул Кирилл. Расстроился не по-детски, перестал сильно давить на газ. Теперь его обгоняли даже «пятёрки» и прочие корыта.
— Созвонимся, Кир.
Егор пропал из эфира. Кирилл отложил смарт обратно на переднюю панель, включил музыку, прослушал три ноты и выключил. Солнце потухло, последний летний день потерял смысл. Он ехал на автопилоте, мечтая проспать трое суток, чтобы проснуться в четверг, посетить так и быть пары и укатить к любимому.
Через несколько километров Калякин увидел «скорую» — обычную «Газель», ехавшую с включенными проблесковыми маячками, но без звукового сигнала. Он снизил скорость, но медики пронеслись быстро. Кирилл не был уверен, что разглядел в кабине Егора. Скорее всего, тот находился в салоне с мамой. Грусть и невезуха.
Приехав в город, Кирилл направился в свою квартиру. Отзвонился матери, поехидничал и лёг в кровать, растянулся звездой на животе. Бельё хранило запах Егора. На нём хорошо было страдать о несбывшейся бурной ночи. Постепенно пришёл сон, Кирилл отдался ему: на улице даже не наступил вечер, но в последний день лета можно было позволить себе отоспаться.
85
Кирилл спал до утра. Проснулся, не понимая, где находится. Да и открыть глаза его заставила только настойчивая мелодия из смартфона. Но это был не будильник, как он сначала подумал, а сигнал входящего вызова. Кирилл дотянулся рукой до соседней подушки, где лежал мобильник, надеясь, что это Егор и у него всё в порядке. Однако на экране светилась надпись «Маман» и её прекраснейшая фотография. Не отвечать, что ли?
Он ответил.
— Что? — Голос со сна хрипел.
— Что?! — Из трубки понеслись децибелы. — Ты ещё спрашиваешь? Где ты?
— Дома сплю, а что?
— Что?! — От крика заложило ухо. — Ты знаешь, сколько времени?!
— Сколько? — Кирилл поискал глазами часы. Примерно в том месте, где они должны быть в доме Рахмановых. Вспомнил, что он у себя. Хотел посмотреть на экран смартфона, но мать уже сообщила:
— Десятый час! Все уже в институте! Ректор заканчивает выступление! Немедленно сюда: у тебя две пары! Попробуй не приди!
— Да ладно, хватит орать, — оборвал Кирилл, закончив фразу сквозь зевок. — Сейчас приеду. — Он отшвырнул смарт на матрас подальше от себя, полежал ещё, соображая, откуда мать знает, что его нет в институте и сколько же времени он проспал. Блять, проспал вечерний сеанс связи с Егором. И утренний тоже. Вот же лох.
Осознание промашки