Наполеон: биография - Эндрю Робертс

на Британские острова, но, когда после трех лет непрерывных маневров армия выдвинулась из Булонского лагеря на восток, солдатские навыки оказались отработаны до совершенства. К тому же, в отличие от армий XVIII века – малоподвижных, отягощенных большим обозом с необходимыми в походе припасами, революционные и наполеоновские армии полагались на местные ресурсы, рассредоточиваясь ради фуражировки в строго определенных границах, и под началом полководца с энергичностью Наполеона могли передвигаться в совсем ином, нежели противник, темпе. При этом Наполеон не отвлекался на осаду городов, поскольку понимал: исход современной войны – его войны – решают стремительные удары по основным силам неприятельской действующей армии. Знание топографии и математики позволяло ему максимально действенно применять артиллерию – в Тулоне, при Йене, Ваграме, Монтро и так далее. Наполеон оставался хладнокровным и осмотрительным (иногда даже веселым, как при Риволи и Ваграме), казалось, и на грани поражения. Там, где другие командующие усматривали угрозу, он видел благоприятные возможности. Так, при Аустерлице и Фридланде (но не при Бородине) Наполеону пришлось действовать при чрезвычайно растянутых коммуникациях, и уязвимость этого стратегического положения, по-видимому, понуждала его к большей решительности на поле боя. Другой важный аспект полководческого искусства Наполеона – умение удерживать инициативу. Из шестидесяти сражений Наполеона лишь пять оборонительных: при Пирамидах, Маренго, Асперн-Эсслинге, Лейпциге и Ла-Ротьере. Остальные – наступательные.

И главное, Наполеон был стремителен, это важная черта его характера. Мы видели, как в июле 1807 года он всего за четыре дня добрался из Дрездена в Сен-Клу, в сентябре 1808 года – за пять дней из Парижа в Эрфурт, в январе 1809 года – за шесть дней из Вальядолида в Париж. Быстрота отличала и армии Наполеона – на марше и на поле боя. 29 августа 1805 года армия свернула палатки в Булонском лагере, а уже 5 октября начала окружение Мака на Дунае, в Ульме. Корпус Сульта за 20 дней преодолел 640 километров, Даву – 595 километров (не делая остановок на целый день), причем и в первом, и во втором случае не оказалось ни дезертиров, ни больных. «Активность, активность, быстрота!» – настаивал Наполеон в письме Массена в апреле 1809 года, и это типичнейшее его распоряжение. Лишь когда войско оказывалось слишком многочисленным для того, чтобы Наполеон мог лично проследить за всем, как случилось в России в 1812 году, оно теряло управляемость и способность к широким обходным маневрам, которые обеспечивали ему успех в прежние годы. К тому же Наполеон не заметил, как враги многому у него научились. Глубокие военные реформы эрцгерцога Карла в Австрии, Барклая де Толли в России и фон Шарнхорста в Пруссии стали не только данью его военному искусству, но и угрозой, слишком поздно осознанной во Франции. К 1812 году все европейские страны переняли корпусную организацию войск, а нововведения, обеспечивавшие Наполеону преимущество, копировались и временами даже совершенствовались.

В одной важной сфере – морском деле – Наполеон был почти совершенно не осведомлен. Хотя он и появился на свет в портовом городе, но никогда не разбирался в морской войне и даже после Трафальгара продолжал верить, что может построить флот вторжения и заставить Англию склониться, и тратил на это безнадежное дело слишком много денег и ресурсов. Что же касается войны на суше, тут он был подлинным гением. Неудивительно поэтому, что, когда Веллингтона попросили назвать величайшего полководца эпохи, герцог ответил: «Наполеон – и этой эпохи, и прошлого, и вообще всех времен»{3176}.

Даже если бы Наполеон не входил в число великих завоевателей, он был бы достоин считаться одним из гигантов современной истории за заслуги перед обществом, равные военным успехам и надолго их пережившие. Хотя революционный террор прекратился в июле 1794 года, якобинцы сохранили свое влияние, и лишь когда в вандемьере (в октябре 1795 года) Наполеон смел картечью с парижских улиц якобинцев и прочих мятежников, они перестали быть политической силой. После террора, после разложения и хаоса Директории большинство французов желало умеренной республики, и ее дал им человек, видевший общественный идеал приблизительно в укрупненной модели армии, направляемой в политическом и военном отношении главнокомандующим. «Мы покончили с романтикой революции, – заявил первый консул на одном из первых заседаний Государственного совета. – И теперь должны начать ее историю»{3177}. Во многих отношениях Наполеон представлял собой последнего и самого великого из просвещенных европейских деспотов XVIII века, начавшего применять рационализм в управлении государством и для улучшения жизни подданных. Гёте сказал о Наполеоне, что «свет, озарявший его, не потухал ни на минуту… Он постоянно находился в состоянии просветленности»{3178}. Наполеон и был Просвещением – верхом на коне.

В 1804 году его провозгласили «императором Французской республики»: налицо явное противоречие, однако и точная характеристика наполеоновского режима. Наполеон сознательно сохранил и углубил лучшие черты Французской революции – равенство всех перед законом, разумно устроенное государство, меритократию – и избавился от нежизнеспособного революционного календаря с десятидневной неделей, нелепого культа Верховного существа, а также коррупции, непотизма и гиперинфляции последних дней республики. За шестнадцать лет правления Наполеона многие из лучших идей, лежащих в основе также и современной демократической политики и питающих ее (меритократия, равенство перед законом, защита собственности, веротерпимость, светское образование, «здоровые финансы», эффективное управление и так далее), были спасены из омута революции, убережены, обобщены и приведены в систему. Государство Наполеона, как и многие другие европейские страны того времени, прибегало к цензуре прессы и услугам тайной полиции, которая построила сравнительно действенную систему контроля. Наполеоновские плебисциты, призванные дать французскому народу иллюзию политического участия, обыкновенно сопровождались фальсификациями, но изъявленное одобрение, пусть преувеличенное, было подлинным. Наполеон не был тоталитарным диктатором и не стремился контролировать все стороны жизни подданных. Владея исключительной властью, он не был ни жесток, ни мстителен. Если бы он следовал корсиканским традициям кровной мести, то Фуше, Мюрат, Талейран и прочие предавшие его едва ли протянули бы так долго. Можно по пальцам одной руки пересчитать казненных Наполеоном по политическим причинам (герцог Энгиенский, Пальм, Гофер, возможно, Пишегрю, фактически – Туссен-Лувертюр), но это не снимает с него ответственности за избиение пленных турок в Яффе или за новую попытку покорить Сан-Доминго: в обоих случаях жестокость определенно имела расовую подоплеку (в последней кампании, правда, он лично не участвовал). Было время, когда Наполеон восстановил рабство во Французской Вест-Индии, но в 1815 году он отменил его во французских колониях.

Хотя к концу 1815 года Франции пришлось вернуться к донаполеоновским границам, большая доля реформ Наполеона довольно глубоко укоренилась и возвратившиеся Бурбоны уже не могли их перечеркнуть. В результате многие его преобразования пережили десятилетия, даже века. Наполеоновский кодекс во многом составил фундамент современного европейского права, а отдельные его элементы поныне присутствуют в 40 странах на всех пяти обитаемых материках. Возведенные при Наполеоне мосты до сих пор связывают берега Сены. Его водохранилища, каналы и коллекторы еще применяются. Министерство иностранных дел Франции занимает здание на построенной Наполеоном четырехкилометровой каменной набережной [Кэ д’Орсэ], а учрежденная им более двух веков назад Счетная палата (Cour des Comptes) поныне проверяет расходы государственного бюджета. Образование в лицеях по-прежнему превосходное, и Государственный совет все так же собирается каждую среду для изучения законопроектов. «Гранитные глыбы», которые Наполеон, по его словам, положил в фундамент французского общества, до сих пор выполняют свою задачу. Когда мать Наполеона поздравили с успехами сына, она ответила: «Только бы надолго!» (Mais pourvu que ça dure!){3179} Так и произошло.

В 1792 году Франция стала народом-завоевателем, полным решимости передать остальной Европе ценности и идеалы революции. Европейские монархи, ничего подобного не желавшие, составили первую (их окажется семь) антифранцузскую коалицию. Наполеон получил в наследство эту вражду и, благодаря своему дарованию, оказался триумфатором.

Угрозы Наполеона захватить Англию (где 140 годами ранее произошел политический переворот, и теперь страна пользовалась многими выгодами, данными революцией также и Франции), а после удушить ее экономически закономерно привели к тому, что английские кабинеты стремились его погубить. Правящие дома Австрии, Пруссии и России – что также ни в коем случае не удивительно – противились миру на условиях Наполеона. В результате ему объявляли войну гораздо чаще, чем агрессором выступал он сам. Австрийцы сделали это в 1800 году, англичане – в 1803 году, австрийцы (напав на союзную Наполеону Баварию) в 1805 году, пруссаки – в 1806 году, австрийцы – в 1809 году. Да, походы в 1807 году