Исчадия разума - Клиффорд Саймак

Бун пожал плечами:

— Пойдем назад по своим следам, поищем и наверняка найдем.

Но в душе он был в этом далеко не уверен. Линия была такая тонкая, такая малоприметная — удастся ли отыскать ее без конепесьих глаз?

Невдалеке повисла огромная белая звезда, бережно вращающаяся вокруг своей оси, а вокруг крутилась звездочка помельче, тоже белая и яркая, но не идущая ни в какое сравнение с переменчивым величием своей повелительницы. Меньшая звездочка бежала по орбите с такой скоростью, что казалась смазанной, и меж двумя светилами сверкающей лентой перетекала энергия — от большей звезды к меньшей. Звезда типа В, решил Бун, в компании белого карлика.

— Нельзя нам назад, — посетовала Инид. — Сейчас поворачивать никак нельзя. Надо идти вперед, туда, где Конепес. Он поможет нам вновь обнаружить линию…

Женщина устремилась вперед, он за ней. Впечатление было такое, что они карабкаются вверх по крутому склону. Ну что за чепуха, попрекнул себя Бун, какие могут быть склоны в Галактике? Под ногами, на уровне щиколоток, кружились завитки пыли, звездная россыпь вокруг стала еще гуще, и в ней попадалось много надменных багровых чудищ.

Положительно не оставалось сомнений, что они лезут на крутую высокую гору. Склон был нескончаемым, но наконец они достигли вершины, и сразу за вершиной нашелся Конепес. Тощий и сутулый, он стоял недвижно, вперившись всеми своими глазами в пространство перед собой. А там лежала тьма, и не просто тьма, а тьма взвихренная, опоясанная прерывистыми вспышками.

— Водоворот! — выдохнула Инид. — Оно вращается! Ни дать ни взять — водоворот!..

— Перед нами ядро Галактики, — объявил Конепес. — Сие есть центр всего сущего. Огромная черная дыра, пожирающая Вселенную. Конечная фаза мироздания.

Дул сильный ветер — хотя откуда бы здесь быть ветру? Ветер нес с собой безучастный озноб пустоты, ледяной поцелуй смерти. Буна поразила мысль, что так ощущается черная изморозь Времени, ощущающего свой крах, но пытающегося удрать от всеобщей гибели в центре «водоворота».

— Но погоди, — осмелилась возразить Инид, — допустим, конечная фаза, но чего? Ты сказал — мироздания. Как это понимать? Может, ты хотел сказать — конец данной Галактики? Но она не единственная, галактикам несть числа…

— Вероятно, есть истинно осведомленные, однако я лично к ним не принадлежу, — объявил Конепес. — В составе моего племени не было личностей, способных дать тебе исчерпывающий ответ.

— А те, кто придумал всю эту музыку? Те, кто сконструировал эту схему?

— Возможно, им был известен ответ, а возможно, и нет. Не исключаю, что точный ответ леденит душу. Или точного ответа не существует в принципе.

— Ну и черт с ним, — вмешался Бун. — Я возвращаюсь назад.

— Не получится, — напомнила Инид. — Мы же потеряли линию. Помнишь белую путеводную линию? Мы ее потеряли!..

— Линию? — пробормотал Конепес всполошившись. — Ты сказала — мы потеряли линию? Я совсем и совершенно забыл о ней…

— Мы тоже, — только и ответила Инид.

— Да не такая уж это серьезная проблема! — воскликнул Бун. — Схема, как бы обширна она ни была, занимает в поперечнике не более двух, от силы трех миль. Там на колее, которую почему-то называют Магистралью Вечности, у меня сложилось впечатление, что диаметр схемы — в пределах нескольких сот футов. Пойдем по прямой в любом направлении и вскоре выберемся наружу…

Конепес неожиданно повысил голос:

— Однако тут никаких прямых не имеется! Имеются скрученные витки, чреватые обманом чувств.

— Ты сам шел к центру по прямой, — не сдавался Бун. — Ты убежал от нас, мы следовали за тобой. И ты попал туда, куда стремился, безо всяких витков…

— Верно и правильно, — подтвердил Конепес. — Я прибыл к центру. Доводилось мне слышать легенды. Центр представляет великий интерес, и интуиция подсказала мне путь. Давным-давно я слышал про черное ничто в центре, и вот…

— В этом нет ничего нового, — сказал Бун. — Даже в мое время люди уже знали о центрах галактик и о том, что в большинстве из них наблюдаются значительные завихрения. Была и гипотеза, что центрами галактик являются черные дыры, так что…

— Препирательства ни к чему не приведут, — вмешалась Инид. — Нам надо найти белую линию.

— Обойдемся, — заявил Бун. — Выберемся и без линии. Все, что требуется, — идти по прямой, и в конце концов мы неизбежно достигнем края схемы.

— Ты не внимал моим словам, — упрекнул Буна Конепес. — Я уже подчеркивал, что прямых, на которые ты возлагаешь надежды, здесь не имеется. Все перекручено, переплетено в лабиринт величайшей сложности…

— Ты что, считаешь, что нам отсюда не выбраться?

— Отнюдь не считаю. Если блуждать достаточно долго, то мы окажемся вовне. Однако сие не есть простая задача.

Чушь какая-то, рассердился Бун про себя. Что бы ни толковал длинномордый про лабиринты и обманы чувств, задача простенькая. Но довольно было оглянуться, чтобы осознать хотя бы отчасти, что имел в виду Конепес. По каким приметам держать курс? Вокруг слишком много примет — и ни одной звезды, ни одного туманного светлячка, ни одного вихревого затемнения, отличимых от других точно таких же. И на всем вокруг печать мглистости, печать искаженности.

Будто подслушав его мысли, Инид спросила:

— Неужели нет ничего, что тебе запомнилось четко?

— Почему нет? Есть. Звезда, помеченная крестом.

— Крестом?

— Вот именно, крестом. Будто кто-то нарисовал на ней крест специально. А в любом другом смысле звезда — самая что ни на есть обыкновенная. Звезда главной последовательности. Желтая. Вероятно, типа G, как наше Солнце.

— Почему же ты мне о ней ничего не сказал?

— Просто вылетело из головы, когда ты объявила, что мы потеряли белую линию.

— А ты сама звезды с крестом не видела? — осведомился у Инид Конепес.

— Нет, не видела. Кому это взбрело в голову метить звезды крестами?

Конепес повернулся к Буну:

— Больше ничего особенного не припоминаешь?

— Нет. В сущности, нет.

— Позволю себе упростить нашу задачу. Я пребывал здесь с тех самых пор, как добрался сюда. Пребывал, не трогаясь с места, вглядываясь в черную дыру. Когда вы двое вышли ко мне, стоял ли я к вам спиной?

— Совершенно верно, спиной, — подтвердила Инид.

— Тогда все поистине элементарно. Я развернусь на сто восемьдесят градусов, и мы двинемся отсюда под уклон.

Буну оставалось только пожать плечами. Это было действительно элементарно, слишком элементарно. А привходящие факторы, о которых сам же Конепес и твердил? Но никаких других предложений у Буна не было, и он согласился:

— Можно и так, хуже не будет…