Университет успеха - Ог Мандино

мальчик оказался таким же, как ты!» И в этом состоит проблема. Когда мы растим детей, то очень точно — слишком точно — знаем, кем хотим их видеть, какими людьми они должны стать.

Я хочу, чтобы окружающие смотрели на моих детей и поражались их прекрасным манерам, их выдержке и самообладанию, наконец, их талантам. Сам я отнюдь не был таким парнем, но в том-то и суть. Мне не хочется, чтобы мои дети отправлялись в дорогу по жизни таким же манером, как это сделал я. Не хочется, чтобы они повторили ошибки, которые совершил я или кто-либо другой, зато очень хочется, чтобы они оказались лучше меня. И для всех пятерых моих детей я желаю именно этого.

В этом смысле для них нет никакой свободы. И никакого реального обучения тоже. Как вы можете научиться балету или научиться жизни, не делая ошибок?

Если вы спросите, почему я не хочу', чтобы мои дети совершали ошибки, я буду утверждать, что это вызвано моим нежеланием видеть, как они страдают из-за боли, причиненной им жизнью. Но в действительности я не хочу, чтобы они допускали ошибки, по совершенно иной причине. Меня волнует собственное «эго». Я не хочу, чтобы люди думали обо мне хуже и считали меня менее достойным человеком из-за того, как поступают мои дети. Я не хочу вытаскивать своих детей из полицейского участка. Зато хочу видеть их на школьной сцене в момент, когда им вручают всякие награды. Короче, хочу, чтобы мои дети служили для меня украшениями и гордостью — точно так же как безусловным украшением и гордостью является новенький «кадиллак», припаркованный перед ДОМОМ.

Одна из моих слушательниц утверждала, что когда она сталкивалась с проблемой, касающейся ее ребенка, будь то необходимость постричься или вопрос о том, попадает' ли он в список отличников, то в действительности ее волновало только одно — собственный ребенок. Чем больше я Думал об этих словах, тем больше мне казалось, что это неправда. Нам нравится говорить, будто нас беспокоит лишь ребенок, но я не думаю, что ^ на самом деле гак. Мне представляется, что траздо больше нас вол-нуег собственное «эго». Мы используем наших детей как дополнение и Расширение своего «эго», как его инструмент, служащий дчя того, чтобы ноавыситв нас самих в своих и чужих глазах.

Если у пас такие дети, которые и чистенькие, как сгеклышко, и учатся отлично, и никогда не перечат взрослым, и уж. разумеется, ничего не Крадут, даже яблок в чужом саду, лх> они служат дня нас замечательным

украшением — на самом деле точно таким же, как кольцо с крупным бриллиантом. Они помогают нам показать себя в выгодном свете, и мы можем прогуливаться по центру города, чувствуя себя по-настоящему комфортно, поскольку знаем, что наш ребенок всегда находится точно там, где он должен быть, и занимается точно тем, чем должен заниматься. Конечно, идеальных детей ни у кого и никогда не бывает, но именно такими мы хотим видеть своих чад и именно в эту сторону оказываем на них давление. Но скажите, какой ребенок вообще может соответствовать подобным требованиям? И почему ребенок должен быть для нас гордостью, украшением или еще чем-то в этом роде? Ребенок — вовсе не ожерелье и не драгоценная вещица. Если нам хочется обзавестись украшениями, надо покупать их. Но снова и снова повторю, что большинству из нас свойственна тенденция к тому, чтобы делать из своих детей чудесные вещицы, которые помогают нам чувствовать себя лучше. И всякий раз, когда дети, не дай Боже, угрожают тем или иным способом подорвать нашу репутацию в глазах соседей, мы обрушиваемся на них по полной программе. Мы не скрываем от них — да и зачем?! что не желаем иметь дело с таким дерьмом, И пусть они обрежут себе волосы, как все люди, чтобы были видны уши. В обязательном порядке, без возражений. Уверен, что мы оправдываем подобные действия высшими соображениями, ссылаясь на нашу' заботу о них и об их будущем.

Самооправдание — это вообще самая опасная вещь на Земле, потому что оно делает нас слепыми перед лицом правды и конкретной реальности. Уверен, для моих детей было бы ужасно, если бы им пришлось столкнуться с ситуацией, когда я давлю на них из-за страха перед тем, что могут подумать соседи. Особенно отчетливо я могу видеть это в том случае, если на секунду представлю, будто мое семейство находится на необитаемом острове. Продолжала бы меня в этом случае беспокоить проблема их чрезмерно длинных волос или не слишком примерной учебы? Нет, все это меня не волновало бы. Что ж, вот вам и ответ. Если я называю своими приоритетами, во-первых, укрепление собственного авторитета и власти, во-вторых, свою семью, то и действовать в своем доме и семье я должен соответствующим образом. А когда я позволяю, чтобы мной руководил прах по поводу того, о чем могли бы подумать соседи, то я фактически ставлю на первое место их мнение обо мне и гем самым свожу на нет свою преданность собственной семье и свои обязательства перед ней.

Если семья для меня — это и впрямь самый главный, решающий способ удовлетворить мою потребность во взаимности, то ориентацией на

соседей я причиняю себе невосполнимый урон именно в самых важных своих взаимоотношениях. Ведь дети для меня, надо думать, важнее соседей. А преданность означает только одно — преданность. И она, стало быть, означает всю ту преданность, которую я способен в себе собрать, — до тех пор, пока я не смогу отыскать в своей душе резервы более глубокой преданности.

«Все это хорошо, но скажите, должны ли мы как родители внушать нашим детям те ценности, которые сами исповедуем?»

Нет, мы не должны пытаться преподать детям свои ценности тем способом, который кажется многим абсолютно естественным, то есть посредством «задушевных» разговоров о том, что мы считаем нашими ценностями. На мой взгляд, единственный способ, с помощью которого вы можете привить своим детям эти ценности, таков: вы должны жить в соответствии с ними. Думается, нет в мире более печальной ситуации, чем когда мы толкуем об одних ценностях, а живем, руководствуясь совсем другими. Если вы спросите меня, христианин ли я,