Добрым демоном и револьвером #1-#7 - Харитон Байконурович Мамбурин

На этом бардак под названием «дикие приключения» был удачно завершен, девушки погрузились в гигиеническую негу, а я, наскоро сполоснувшись и порадовав себя тройной порцией крепчайшего кофе, отважно ринулся в нормальную жизнь. Общение с силовыми структурами, представленными комендантом и его рыжим наказанием, составление обвинительных бумаг в суд, дача показаний, отчет о происшедшем, координаты — я пел как птица, прыгал бабочкой по всему кабинету, жалил сыплющую вопросами Регину, одновременно безостановочно плодя бюрократию. Кляузы, жалобы, наветы, подписи на показаниях и еще больше кофе!

Сила — она не в правде, она в том, насколько ты умел в обращении с системой. Ни одна пуля, ни один снаряд, ни один дирижабль не сравнятся со смертоносностью крючкотворства. Жалоба туда, оповещение сюда, звонок дорогому герру Йоганну Брехту, дабы поделиться с ним последними новостями, телеграммы в Европу — я уверенными движениями заваривал кашу, позиционируя себя пострадавшей во благо мира жертвой. Везде, где только можно, и даже там, где нельзя, повторяя воззвания к порушенным постулатам «Конкордата Заавеля», я заставлял сам мир рыть могилу роду Асина.

И в этом мне охотно помогали инквизиторы. Разумеется, они обязательно проверят и перепроверят каждое мое слово и каждое слово Момо, Эдны и Камиллы, которым я отдал безусловный приказ говорить правду и ничего кроме правды, но врать или искажать информацию в моем положении было бы совершенным безумием. Интерес у коменданта Степаненко опять же был свой — оправдаться за допущенный (бескровный!) проигрыш неизвестным силам он хотел со страшной силой. Рыжая Регина, гордо помахивая своей внушительной копной волос и выпячивая место, на котором у многих женщин растет грудь, вовсю бегала туда-сюда, нося кофе, злословя, плохо делая массаж уставших от очернения бумаги рук, но замечательно подсказывая, об какую новую бумагу нам нужно эти самые руки срочно утомить.

Как маленькая лодка может потопить огромный корабль? Разумеется, с помощью большой торпеды. Ударным трудом мы эту «торпеду» сделали, со всего размаху вонзив её алчущую крови бумажную пасть прямо в беззащитный бок опасно качающегося из стороны в сторону государства. В моем старом мире, сотвори я подобное, меня бы обвинили в подрывании устоев общества, в терроризме и совершенно бесчеловечном поведении. Как можно сравнить совершенно безобидное и более чем гуманное похищение с проваленной попыткой убийства и совершенно бесчувственное покушение на один из столпов государственной власти? Да еще и на какой! На самого Кензо Асина и его род! Да еще и в такое время!

Эта… атака была первым деянием, которое я сотворил, пользуясь знаниями именно моего мира. Муравей не может убить слона — но он может дать повод это сделать другим слонам. Более того, он может поставить всех слонов в ситуацию, когда они просто не смогут поступить иначе. Конечно же, слоны запомнят. Они вообще очень злопамятные и стайные существа, свято уверенные в том, что муравьи их убивать не могут. Но…

…шансов поступить иначе у меня не было. Промедли я, испугайся, захоти решить этот вопрос подковерно — и, скорее всего, на следующий день ко мне бы ломились в дверь, обвиняя во всех смертных грехах, как человека, который коварно в чистом поле убил заслуженного героя империи и надругался над его телом при помощи гранаты. Грязная наука продажного, вульгарного и дешевого журнализма позволяла пускать пожары в нужную сторону. Общественное мнение — это флюгер, который направлен туда, куда успел его повернуть первый дунувший.

Я и обиженные инквизиторы дули со всех сил. Первыми.

— Тебя убьют, Алистер, — меланхолично заметил под конец русский, заводя руки с не до конца распрямленными пальцами за затылок, — Такое не прощают.

— Возможно, — не стал спорить куда более просвещенный в работе средств массовой информации я, — Но каковы были шансы, если бы я поведал всю эту историю только вам?

— Ты прав. Вообще никаких, — подумав, признал комендант, а затем удивил, — Водку будешь?

— Буду, — тут же кивнул я, удивляя инквизитора в ответ решительным согласием.

Это было… неверное решение. Водку я в прошлой жизни уважал, позволяя себе даже изредка ей злоупотребить, но сейчас особых бед не натворил. Мы душевно посидели с комендантом, по чуть-чуть употребляя запасенными им «мерзавчиками», душевно промывая кости местной аристократии. С самими посиделками не возникло никаких проблем, даже сознание меня покинуло после вполне приличной для уставшего шестнадцатилетнего организма дозы.

…но у некоторых личностей, не так давно в прошлом отзывавшихся на имя «Иеками Рейко», были свои, строго определенные и тщательно выношенные за сутки езды в жарком удушливом товарняке планы на эту ночь.

С утра меня разбудили несколькими сильными ударами электричества, побили, покричали, потом поплакали, потом снова побили, обозвали негодяем, эгоистом, подлецом и почему-то дураком, тщательно разнесли всю спальню, заботливо не трогая кабинет и ящик с оружием, отволокли в ванну, где и бросили под ледяной душ. В комнату же в приказном порядке были доставлены двойняшки и Момо, с четким приказом следовать по пятам и угнетать меня укоризненными взглядами. Сама же Рейко гордо хлопнула дверью, громогласно сообщая всем заинтересованным и не очень, что «видеть пьяницу она не хочет!».

Настроение у меня после всего этого было… плохим.

…но недолго, ровно до момента, пока в коридорах дома не раздалось шипение и хрипы грудных имплантов мессира Фаусто Инганнаморте, оказавшего мне честь своим визитом и последовавшим за ним допросом. Наша «беседа» проходила весьма экспрессивно, ибо магистр пришёл ко мне не один, а с фрау Хильдой Гритте, тут же устроившей мне детальный медосмотр. Её нежные и аккуратные движения, холод проникающих в меня инструментов и измерительных приборов, а также полная всей возможной вежливости раздраженного медикуса констатация моих же умственных и ментальных качеств, быстро открыли, усугубили и преумножили глубины, в которые мой дух, измученный своей первой борьбой с зеленым змием, еще не падал. После окончания этой выдающейся экзекуции я был готов убивать и расчленять.

Необдуманно попавший мне на глаза Накаяма Минору успел лишь судорожно сглотнуть, как был утащен в кабинет, где я занялся чем-то средним между травматическим экзорцизмом и проверкой наших с Рейко текущих финансовых дел.

Дела обстояли… никак.

Международные банки заморозили свою деятельность в Японии, бережно удерживая поступающие на мой счет дивиденды от пакетов акций в безопасной Европе. В местном же банке у меня болталась несерьезная сумма в пару десятков миллионов йен. У Рейко дела обстояли на порядок лучше, рачительная коротышка не успела купить новое поместье, поэтому могла похвастать солидным капиталом в 330 миллионов йен. От доставшегося мне вместе с должностью хабитатика