Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

И вскоре возникал ожесточенный спор.

– По-твоему, против Франко воюют американские либералы вроде тебя? Позволь сообщить тебе, Эстер, что половина из них троцкисты и анархисты. Неплохо, да? Они хотят устроить там сталинскую Россию. Ты что, правда думаешь, будто это хорошая мысль? Нет! – взвизгивал дядя Герман, когда пытался вмешаться брат. – Я хочу знать, действительно ли ей нравится эта идея!

– Твой дядюшка просто любит поспорить, – впоследствии говорила мать. – Он сам не знает, что плетет.

Но если дядя Герман оставался с Сарой наедине, то угощал ее конфетами и рассказывал сказки ласково, как никто, а потому она знала, что он хороший и добрый. Просто заядлый спорщик.

К несчастью, это было единственное, что Сара помнила о дяде Германе.

Война в Испании еще шла, когда он уехал в Европу, хотя и не воевать. Возможно, в Испании его судьба сложилась бы иначе.

Потому что дядя Герман так и не вернулся. Отец не выносил разговоров на эту тему, и в семье никогда не заговаривали о несчастном.

– Я был журналистом, – сказал Чарли. – Для газет Херста. С Хемингуэем несколько раз выпивал, вот и все.

Сара расхохоталась.

– Смеетесь надо мной, – пожурил ее он.

– Нет. Я впечатлена. Какой он был, Хемингуэй?

– Хороший парень. Мне он понравился больше, чем Дос Пассос и Джордж Оруэлл.

– Дос Пассос? Оруэлл? Боже, это должно быть потрясающе.

– Верно. Но гражданские войны уродливы. Кровавы.

– Хемингуэй был ранен.

– Как и я, в общем-то.

– Неужели? Как это случилось?

– Я готовил репортаж, а неподалеку оказался раненый. Было слышно, как он кричал. Носилки-то были, а носильщик – только один. – Чарли пожал плечами. – Я помог. На обратном пути словил шрапнель. – Он усмехнулся. – Осколок так и сидит в ноге и иногда заговаривает со мной.

– И шрам есть?

– Конечно.

– Но вы спасли человека.

– Ему это не помогло.

Чарли Мастер отпустил усы. Они были тронуты сединой. Сара не знала, кого он с ними больше напоминал – Хемингуэя или Теннесси Уильямса. Так или иначе, ему это шло. Он говорил, что у него есть сын. А жена?

– А что вы делали на Второй мировой? – спросила она. – Воевали в Европе?

– Я был в Ньюпорте.

– В Ньюпорте на Род-Айленде?

– Там лучшие в стране глубоководные бухты. Британцы использовали их во время Войны за независимость. Там было много дел, особенно в сорок третьем и сорок четвертом. Береговые укрепления, морские училища, что угодно. Я был в береговой охране, – улыбнулся Чарли. – Как в детство вернулся, честное слово. У нас там был коттедж.

– То есть один из тех дворцов?

– Нет, но довольно просторный. Когда отец лишился во время краха всех средств, пришлось продать и ньюпортский дом, и городской. Родители переехали в квартиру на Парк-авеню.

Сара уже смекнула, что Чарли Мастер – голубых кровей. У него был подобающий мягкий выговор. Но переехать из-за нищеты на Парк-авеню? Да, это был другой мир.

– Да уж, досталось вам в Депрессию, – рассмеялась она, но сразу пожалела о своем сарказме.

Он покосился на нее.

– Правда, глупо звучит? Но поверьте мне, – продолжил он серьезнее, – в начале Депрессии от большого богатства был только шаг до полной нищеты. Очереди безработных опоясывали кварталы. Твои знакомые, маклеры с Уолл-стрит, торговали яблоками. Помню, мы шли однажды с отцом, и при виде одного такого бедняги он сказал: «Всего лишь пара процентных пунктов[79], Чарли, и я стоял бы рядом».

– Вы поверили?

– О, безоговорочно. Когда отцовская контора лопнула, мы могли оказаться полными банкротами. Знаете, каким был Центральный парк в первые годы Депрессии? В нем ставили лачуги, целые поселки из лачуг, потому что жить было негде. Отец как-то раз встретил там друга. Привел его домой, и тот прожил у нас не один месяц. Помню, как он спал на диване. Да, нам повезло, но, поверьте, мы это понимали. – Он задумчиво кивнул. – А ваша семья? Как она пережила?

– Моя полоумная семейка? В семье отца один из детей обязательно получал образование. Ну и это оказался отец. Он стал дантистом. Зубы приходилось лечить даже в Депрессию. Мы выкарабкались.

– Это хорошо.

– Не так уж и хорошо. Отец хотел быть не дантистом, а концертирующим пианистом. У него в приемной так и стоит пианино, и он упражняется, пока ждет пациентов.

– Он хороший пианист?

– Да. Но дантист ужасный, мать никогда не доверяет ему свои зубы.

Однако Саре совсем не хотелось говорить о своей родне. Она желала побольше узнать о его жизни, и они еще поговорили о тридцатых годах. Было страсть как интересно. И она обнаружила, что в состоянии его рассмешить.

Наконец ей настало время вернуться в галерею. Их новая встреча была назначена через месяц, и Сара решила, что раньше им не увидеться. Но при прощании он обронил:

– На следующей неделе в галерее Бетти Парсонс открывается новая выставка. Вы будете на открытии?

– Да, – ответила она, застигнутая врасплох.

– А, ну так, может быть, там и увидимся.

– Возможно.

«Уж я-то приду», – подумала она. Правда, ей так и не удалось выяснить, женат ли он. Но и он знал о ней далеко не все.

В субботу Чарли отправился паромом на Стейтен-Айленд. Был погожий октябрьский день, и поездка удалась на славу. Каждый второй уик-энд он забирал маленького Горэма.

Имя выбрал не он. Джулия захотела назвать сына в честь ее деда, а его мать одобрила. «По-моему, неплохо носить имя предка, который подписал Конституцию», – заявила она. «Старые деньги» и так далее.

Джулия была из «старых денег». И не без средств. Белокурая, синеглазая и мягкосердечная, она происходила из семьи, которая, как Мастеры, числилась в «Светском альманахе». Знаменитые списки миссис Астор канули в прошлое, но альманахи, эти расширенные справочники по старым почтенным семьям Америки, были весьма популярны. Чарли считал, что вести насыщенную светскую жизнь можно и вовсе не выходя за пределы их страниц. Его мать была в восторге, когда в конце войны он женился на Джулии.

И не обрадовалась в прошлом году, когда они развелись.

Он полагал, что сам виноват. Джулия устала от непостоянства его занятости. Не то чтобы он ничего не зарабатывал. В тридцатые годы он всегда находил себе подработку, хотя с деньгами было туго, а в развлекательной отрасли их удавалось делать даже во время Депрессии. Он сотрудничал с театрами и кино, а ко времени женитьбы даже имел небольшую долю в бродвейских мюзиклах. Когда Джулия купила квартиру, ему всегда хватало на ее содержание и на житье в целом. Когда родился сын, Чарли понадеялся, что это их сблизит.