Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Служивший в Ираке младший сотрудник военной разведки, рядовой Брэдли Мэннинг, скопировал секретные письма с компьютера министерства обороны и передал их «Викиликс» во главе с австралийцем Джулианом Ассанжем. Многие приветствовали действия Мэннинга и Ассанжа, называя их защитниками гласности и продолжателями благородной традиции по разоблачению государственных преступлений. Их сравнивали с Даниэлем Эллсбергом, который передал прессе секретные документы Пентагона, касавшиеся войны во Вьетнаме. Мне же все виделось иначе. Как я тогда заявляла, добропорядочные люди осознают необходимость конфиденциальных дипломатических контактов для защиты как национальных, так и общемировых интересов. Каждая страна, включая Соединенные Штаты, должна иметь возможность вести чистосердечные разговоры о людях и народах, с которыми имеет дело. Тысячи украденных писем в целом показали, что американские дипломаты добросовестно исполняют свой долг, зачастую в весьма трудных обстоятельствах.

В письмах всплывали и некоторые пикантные подробности. В одном описывалась встреча дипломата с министром одной из стран Центральной Азии, который прибыл пьяным, «развалился на стуле и выдавал всевозможные русские ругательства», а в другом была описана свадьба в Дагестане, где гости бросали танцующим детям купюры в 100 долларов, что, по словам дипломата, служило «квинтэссенцией социально-политических отношений на Северном Кавказе». Часто дипломаты в своих письмах давали характеристику мировым лидерам: в одном из писем о зимбабвийском диктаторе Роберте Мугабе было отмечено «его глубочайшее невежество в том, что касается экономических вопросов (вкупе с верой в то, что 18 докторских степеней дают ему право пренебрегать законами экономики)».

Публикация этих сведений имела и непреднамеренные последствия: она показала, как усердно трудятся сотрудники наших внешнеполитических ведомств, насколько они наблюдательны и как умело излагают свои мысли. Однако некоторые откровенные комментарии навредили отношениям, которые наши дипломаты заботливо выстраивали на протяжении долгих лет. Наши дипломаты по заведенному порядку сообщали о своих беседах с оппозиционерами и защитниками гражданских прав, лидерами бизнеса и даже чиновниками иностранных правительств, которым при раскрытии их имен грозили гонения и наказания.

Сразу же после утечки информации я осудила незаконную публикацию секретных сведений. Я заявила: «Это ставит под угрозу жизни людей и нашу национальную безопасность, подрывает наши усилия по сотрудничеству с другими странами в решении общих проблем». Затем мне пришлось вынести на своих плечах груз дипломатических последствий со стороны обиженных союзников и разгневанных партнеров.

Я попросила заместителя госсекретаря по вопросам управления Пата Кеннеди собрать рабочую группу, чтобы письмо за письмом проанализировать утечку и четко определить, какая конфиденциальная информация просочилась в сеть и каковы будут последствия этой утечки для наших интересов, наших сотрудников и наших партнеров. Мы спешно разработали процедуры для выявления наших источников, оказавшихся под угрозой, и при необходимости помогли им перебраться в безопасное место.

Вечером перед Днем благодарения 2010 года я была дома, в районе Чаппакуа, откуда стала звонить нашим партнерам (таких звонков набежало много десятков). Сначала я связалась со своим другом Кевином Раддом, министром иностранных дел Австралии и бывшим премьер-министром. Мы начали разговор с обсуждения обычного круга интересов, в первую очередь отношений с Северной Кореей. Затем я сказала: «Я хочу обсудить ситуацию с „Викиликс“. Наш посол в Австралии уже проинформировал Радда о том, что содержание наших конфиденциальных переговоров об обстановке в регионе, в том числе о действиях Китая, могло стать известно широкой общественности. Австралийское правительство созвало собственную рабочую группу для исправления данной ситуации.» «Это может вылиться в серьезную проблему», — сказал он. «Да, — признала я, — это ужасный скандал. Мы потрясены этим ударом и глубоко сожалеем о случившемся». Я пообещала ему сделать все возможное, чтобы помочь в устранении последствий.

День благодарения выдался долгим: мне пришлось совершить множество звонков, каждый раз принося свои извинения. В последующие несколько дней я поговорила со многими министрами иностранных дел, одним премьер-министром и одним президентом. В ходе наших бесед мы затрагивали и другие темы, но каждый раз я сообщала о грядущей публикации секретных сообщений и говорила, как рассчитываю на их понимание. Некоторые собеседники злились и чувствовали себя оскорбленными, другие видели в этом возможность получить преимущество над Соединенными Штатами и пытались извлечь для себя выгоду из сложившейся ситуации. Но большинство были весьма любезны. Министр иностранных дел Германии Гидо Вестервелле сказал: «Я ценю то, что вы позвонили мне лично». Министр иностранных дел Китая Ян Цзечи выразил свое сочувствие, сказав: «Я не могу предугадать реакцию общественности, но обеим сторонам важно укреплять доверие друг к другу. Это стержень взаимоотношений Китая и США». Один из политиков даже пошутил: «Вы еще не слышали, что мы сами говорим о вас».

Разговоры с глазу на глаз дались труднее. В первую неделю декабря я посетила саммит Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, проходивший в Астане, Казахстан, где встретилась со многими мировыми лидерами. Особенно огорчен был премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, чьи похождения, описанные в некоторых преданных огласке сообщениях, теперь высмеивались на первых полосах итальянских газет. «Зачем вы так обо мне говорите? — сетовал он, когда мы сели вместе. — У Америки нет друга преданнее меня. Вы же знаете меня, а я знаком с вашей семьей». Он разразился эмоциональным рассказом о том, как его отец водил его на кладбище американских солдат, которые пожертвовали свои жизни ради Италии. «Я всегда помню об этом», — сказал он. Берлускони было не привыкать к критике в прессе — и пухлые папки со скандальными газетными заметками служили тому подтверждением. Но он придавал огромное значение тому, как относятся к нему коллеги, и в особенности США. Ситуация была крайне неловкой.

Я извинилась еще раз. Я больше всех желала, чтобы эти слова никогда не увидели свет. Однако это, по понятным причинам, не убедило Берлускони. Он попросил меня встать с ним перед камерами и выступить с убедительным заявлением о важности итало-американских отношений, что я и сделала. Несмотря на все свои причуды, Берлускони искренне симпатизировал Америке. Кроме того, Италия была нашим ключевым союзником в НАТО, в чьей поддержке мы нуждались по всему миру, включая назревавшую военную кампанию в Ливии. Поэтому я делала все возможное, чтобы восстановить ее уважение и доверие.

В конечном счете я и моя команда связались практически со всеми политиками, явно упомянутыми в секретных донесениях. Общими усилиями нам удалось свести долговременный ущерб к минимуму. В некоторых случаях искренность наших извинений могла даже упрочить прежние связи, но некоторые отношения были безнадежно испорчены.

Резкие высказывания посла США в Ливии Джина Кретца о полковнике Муаммаре Каддафи сделали его в Триполи персоной нон грата. Какие-то связанные с Каддафи бандиты даже угрожали Кретцу, из-за чего мне пришлось отозвать его в США ради его же безопасности. В соседнем Тунисе бежать пришлось уже самому диктатору: публикация секретных отчетов США о коррумпированности его режима спровоцировала нарастание общественного недовольства, которое в итоге вылилось в революцию и свержение Бена Али.