Первая Галактическая - Андрей Ливадный

И тут же ее мысли перескочили на Андора. Где он? Она искренне беспокоилась за своего учителя.

А родители? Семка говорил, что у него был отец, которого убили боевые машины. Где же тогда ее папа и мама?

И вдруг…

Яна едва не упала. Ее ноги ослабли от чудовищной мысли. Папу Семки убили роботы… А если и ее родителей тоже? Чьи обгоревшие тела он показывал ей в изуродованном тамбуре?..

Мир сфероида вторгался в ее сознание.

…После завтрака Яна затащила Семку в библиотеку. Он пошел неохотно. Андор не появлялся, но в этих комнатах было достаточно других машин, которые внушали ему опасения, в том числе и тот неподвижный аппарат, что стоял в библиотеке.

Яна искренне смеялась, не понимая, как можно бояться универсального библиотечного процессора.

Они были как две половинки одного громадного сознания. Половина Семки вмещала в себя весь практический опыт выживания в нечеловеческих условиях сфероида. Его разум хранил лишь те знания, что удалось почерпнуть в процессе борьбы. Яна же знала очень многое, она была буквально переполнена различной информацией, но погибла бы, едва покинув эти стены.

Яна подошла к компьютеру, который занимал весь центр комнаты. На его консолях весело перемигивались огни, но четыре монитора против четырех кресел оставались темны. Семка с опаской обошел аппарат, на всякий случай положив руку на рукоять оружия, но Яна спокойно открыла центральную панель и достала из ниши тонкий пластиковый обруч, от которого к машине тянулись провода.

— Надень это, — попросила она. — И сядь в кресло.

— Зачем? — напрягся Семка.

Яна улыбнулась. На ее щеках появились ямочки.

— Не бойся. Я хочу показать тебе людей. Я учусь с помощью этого обруча.

После секундного колебания мальчик послушался. Ему не хотелось огорчать Яну отказом. К тому же он постоянно держал правую руку на «MG», так что этой машине лучше не пробовать оживать или выдвигать какое–нибудь оружие…

— Закрой глаза, — посоветовала Яна, опускаясь в кресло напротив. Она еще не понимала, что совершает переворот в его жизни, откуда же ей было знать, какими способностями обладает привычный для нее процессор…

Семка надел обруч и прикрыл глаза. Что–то едва ощутимо кольнуло в виски.

Он не видел, как осветился центральный монитор, и на нем, сменяя друг друга, пробежали непонятные сообщения. Яна и сама впервые видела такое:

«Тест потенциального интеллекта — 170 баллов».

«Тест реальной информированности — 28,1 балла».

«Личность протестирована. Антистрессовый показатель — 127 единиц».

«Активирована программа автоматического обучения».

В этот момент что–то острое кольнуло Семку в руку, он хотел вскочить, но почувствовал, как по телу разливается приятная слабость. И в тот же миг в его голове вдруг зазвучал мягкий женский голос:

— Расслабьтесь. Не открывайте глаза. Сейчас вы прослушаете краткий курс истории Галактики. Информация будет записана непосредственно в вашу память…

Последующее он помнил смутно. Семка чувствовал, что абсолютно утратил волю.

Яна не удивилась, заметив, что он впал в транс. Она лишь расстроилась, что некоторое время не сможет разговаривать с ним. Девочка сама уже не раз проходила через подобное и потому не волновалась.

Первичное обучение длилось четверо суток. Семка ел, спал, почти не осознавая этого, и вновь возвращался в кресло, которое на самом деле было очень сложным аппаратом медицинской диагностики и жизнеобеспечения.

Тонкая автоматика обучающего комплекса не могла сделать его гением. Определив потенциальные возможности его мозга, процессор машины попросту перекачал в него определенный объем знаний, как общеобразовательных, так и специализированных. Машина не преследовала никакой цели, она была похожа на волну, накатившую на пустынный пляж, где, полузарывшись в песок, лежал пустой сосуд… она наполнила его до краев и отхлынула, безразличная к тому, что станет теперь с содержимым и самим сосудом…

…Яна неслышно вошла в библиотеку.

Семка сидел в кресле перед терминалом компьютера. Пальцы мальчика побелели, впившись в подлокотники.

Яна осторожно обогнула комплекс аппаратуры.

Семка спал. Его волосы спутались, голова бессильно свесилась набок. Сердце Яны тревожно сжалось. Ей вдруг вспомнились его рассказы о машинах, и она испуганно посмотрела на сияющие хромом и полированным пластиком панели обучающего библиотечного процессора.

Если… Если эта машина причинила Семке вред…

Страх когтистыми, холодными пальцами коснулся ее груди. Яна не была лишена воображения. Слушая рассказы Семки, она как будто смотрела фильм…

Она растерянно огляделась. Что, если с мальчиком что–то случилось? Андора нет уже больше недели. Она останется одна…

Страшный, мрачный, чудовищный мир разверзся ледяной пропастью, в которой ворочались зловещие тени боевых машин…

Семка слабо вздохнул. Веки мальчика задрожали.

Он открыл глаза.

Яна сидела на подлокотнике его кресла, бледная как лист бумаги. Ее губы дрожали.

— Что с тобой? — с тревогой спросила она.

Семка с трудом приходил в себя.

— Голова болит… — пожаловался он, сжав руками виски в тех местах, где вонзались электроды мыслеобруча. Перед ним весело перемигивалась огнями контрольная панель обучающего устройства. Он смотрел в яркие огоньки, впервые в жизни не испытывая перед ними подсознательного страха, и силился вспомнить, вернуть себе ощущение реального времени…

Двое детей и машины…

Одни пытались убить, другие помогали выжить, третьи не делали ничего… Но все они так или иначе властвовали над их судьбой… Именно это понял Семка. Но почему? Его потрясло откровение, что все машины, как и сам стальной шар, созданы людьми.

В этот момент он не смог бы выразить словами то, что чувствовал. Понимание пришло, сделав его еще взрослее, состарив душу мальчика на десяток лет, но все происходило на уровне подсознания. Наружу рвались лишь обида, растерянность и злость. Он начал понимать сущность кладбища кораблей, как места, созданного жестокостью и безумием. Места, изначально не предназначенного для жизни.

Они с Яной были рабами машин. Каждый их вдох, каждая секунда жизни может быть дана и отобрана электронно–механическими монстрами.

— Нет!.. — непроизвольно прошептал он.

Яна удивленно повернулась.

Семка окончательно пришел в себя. Он не верил и не хотел верить, что отец был одним из тех, кто обрек его на такую жизнь. И он не был рабом машин. Он их хозяин. Он из расы создателей.

Мальчик не мог и не собирался облекать свои мысли в слова. Он чувствовал все, о чем думал. Он испытывал боль, и из нее рождалось ощущение несправедливости, униженности, и оно, в свою очередь, как цепная реакция, будило другие, более неприятные и болезненные ощущения…